История предполагаемых попыток США договориться о размещении военной базы в одной из стран Центральной Азии после ухода из Афганистана оказалась и странной, и показательной. В начале мая о поиске Пентагоном мест под возможные военные базы недалеко от Афганистана сообщили американские СМИ. Среди предпочтительных кандидатов на размещение баз назывались Узбекистан и Таджикистан, в некоторых публикациях упоминалась еще и Киргизия. К концу месяца к этому перечню добавился Пакистан.
Однако уже к последней декаде мая сюжет оказался исчерпанным. В интервью «Известиям» спецпредставитель президента России по Афганистану Замир Кабулов рассказал, что, по его сведениям, Ташкент и Душанбе, хотя и не получали от американцев официальных запросов, четко дали понять, что ни о каком размещении баз не может быть и речи. Узбекистан, как и Пакистан, еще и открыто заявил, что не будет размещать у себя американские военные объекты. Прочие называвшиеся кандидаты публично комментировать историю не стали. Но, учитывая, что Киргизия и Таджикистан – члены ОДКБ, а у Туркмении статус нейтрального государства, размещение американских войск в них тем более невозможно.
Главной особенностью истории с базами стало глубочайшее удивление и недоумение всех региональных игроков тем фактом, что такая идея вообще могла прийти американцам в голову. Центральная Азия за предыдущие годы превратилась в регион, где геополитические оппоненты Соединенных Штатов – Россия, Китай, Иран, движение «Талибан» (запрещено в России) – получили возможность воспретить любое военное присутствие американцев. И это очень важный прецедент.
Из Афганистана США уходят потому, что потерпели военно-политическое поражение. Достигнув за десять лет первоначальных целей военной кампании, начатой после 11 сентября 2001 года (радикальное ослабление структур запрещенной в РФ «Аль-Каиды» и уничтожение бен Ладена), американцы продолжили войну, не имея ни стратегии, ни четкого понимания, чего они хотят добиться. Решение об уходе из Афганистана долго откладывалось, было принято запоздало и приобрело черты бегства.
Это, однако, не объясняет радикального ослабления американского присутствия в регионе в целом. Обычно небольшие государства, зажатые между великими державами вроде России и Китая, стремятся привлечь в регион максимальное число внешних игроков, чтобы обеспечить себе свободу маневра.
Страны Центральной Азии стремятся поддерживать с Америкой сотрудничество, в том числе политический диалог в рамках формата «5+1» (Казахстан, Узбекистан, Таджикистан, Киргизия, Туркмения + США), и некоторые из них получали от Вашингтона существенную военную помощь. Но в системе взаимосвязей, сложившейся в регионе, их сотрудничество с Соединенными Штатами ограничивается четко проведенными красными линиями.
После 11 сентября 2001-го Россия сама поддержала размещение американских войск в Центральной Азии, рассчитывая улучшить отношения с Западом. А страны региона охотно предлагали свои территории для размещения военных подразделений США и их союзников.
Против этого выступал Пекин, но его мнение было просто проигнорировано. Да и сами китайцы в ту пору не считали необходимым жестко противиться этим планам. Однако уже в середине нулевых Россия и КНР начали совместно пытаться выдавить американцев из региона.
Еще в 2009-м киргизский президент Курманбек Бакиев счел возможным нарушить договоренности с Москвой о закрытии американской военной базы в аэропорту «Манас», под которые им был получен крупный кредит. Правда, надолго после этого он в кресле главы государства не задержался – уже в следующем году Бакиев был свергнут в результате очередной киргизской революции и бежал из страны. В ноябре 2013-го Бишкек наконец объявил о закрытии базы (фактически перестала действовать в июле 2014-го).
В последующие несколько лет российское и китайское влияние в регионе усиливалось. В умозрительных американских построениях, впрочем, этот процесс выглядел как победное шествие китайского экономического парового катка на фоне ослабления «дряхлеющей России», цепляющейся за свои военные базы как последний оплот присутствия в регионе. Такое положение вещей должно было, по мысли американских аналитиков, рано или поздно ввести Россию в состояние фрустрации, разжечь китайские амбиции, вызвать конфликт Москвы и Пекина, открыв пространство для политических игр США. Как ни странно, эти беспочвенные фантазии довольно долго служили основой для экспертных публикаций и статей в СМИ не только на Западе, но и в России.
В реальности же с 2010 по 2019 год произошло значительное сокращение в абсолютном и относительном выражении торговли Китая с крупнейшей экономикой региона – Казахстаном. Торговля в этот период уменьшилась с более чем $20 млрд до $14,4 млрд. Доля КНР в притоке прямых иностранных инвестиций в Казахстан с 2010 по 2020 год упала более чем вдвое. Крупнейшим партнером Казахстана Китай больше не является даже в сфере торговли товарами, не говоря уже о торговле услугами и экспорте рабочей силы.
Для второй региональной экономики, Узбекистана, в 2019 году КНР оставалась крупнейшим торговым партнером, несколько опережая Россию (18,1% против 15,7%), но существенно проигрывая торговле Узбекистана со странами ЕАЭС в целом (еще 10% узбекской торговли приходилось на Казахстан и Киргизию). При этом денежные переводы со стороны трудовых мигрантов в России составляют около 15% узбекского ВВП. Если будут реализованы планы интеграции Узбекистана и ЕАЭС, то зависимость этой страны от Китая также снизится.
Киргизия как член ЕАЭС получает существенные выгоды от посреднической торговли китайскими товарами (35,4% импорта). Но для ее собственного экспорта главный рынок – Великобритания, куда поставляется золото, в меньшей степени – Казахстан и Россия, а Китай занимает пятое место с 4,7%. Для Таджикистана в 2019 году Китай был лишь третьим торговым партнером после России и Казахстана – и это при огромной зависимости страны от экспорта рабочей силы в эти страны ЕАЭС.
В целом предсказания экономического покорения Центральной Азии Китаем и последующего конфликта с «дряхлеющей Россией» оказались примерно такой же химерой, как и рассуждения о заселении китайцами Дальнего Востока.
«Провальность» интеграционных проектов России в регионе также оказалась сильно преувеличенной – они вполне позволяли ей нарастить свою долю в торговле с партнерами по ЕАЭС. В то же время интерес Пекина к Центральной Азии явно переоценивался, хотя еще с нулевых годов было известно, что КНР ориентируется прежде всего на морскую экспансию.
Интересы Москвы и Пекина в Центральной Азии, таким образом, пришли к определенному равновесию. Главная задача и России, и Китая – защитить свои интересы в регионе. А для этого необходимо изгнание оттуда американцев. При этом инструментарий, используемый обеими странами для реализации этих планов, в последнее десятилетие существенно расширился. Китай за эти годы провел и отчасти ведет до сих пор несколько хорошо просчитанных, жестких и успешных санкционных кампаний. Примером того, что может случиться с тем, кто решит разместить у себя американскую базу, служат неприятности, обрушившиеся на Южную Корею после того, как там развернули систему ПРО THAAD. В 2016–2017 годах Китай ввел против этой страны ряд санкций, вынудив пообещать, что применение единственной развернутой батареи комплекса будет ограниченным, новые батареи на территории Кореи не появятся, а сама она не станет частью глобальной американской сети ПРО и не вступит в тройственный союз с США и Японией.
Москва также любит пользоваться инструментами экономического давления и принуждения. Но это только часть российского арсенала, в котором заметную роль играют куда более экстремальные варианты реагирования.
Что самое важное: за последние годы региональные игроки неоднократно имели возможность убедиться в том, что, если какой-то союзник США вступает в конфликт с Россией или Китаем, американцы не могут не только защитить его, но даже существенно смягчить для него последствия этого конфликта. За примерами далеко ходить не надо – достаточно вспомнить Грузию-2008 и Украину-2014.
Смещение линии фронта в новой холодной войне именно так и выглядит. Некоторые союзники США вдруг перестают следовать за ними и переходят к самостоятельной многовекторной политике. Так уже поступили Турция и Филиппины. Другие же, сохраняя союз с Соединенными Штатами, начинают учитывать особые интересы их врагов – так сейчас ведет себя Южная Корея. А третьи, постепенно теряя веру в эффективность американских гарантий и американскую мощь, начинают решать вопросы с Пекином или Москвой, как это все чаще происходит в Центральной Азии, на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Азии. Это постепенный процесс, но, оглянувшись назад, мы видим, что даже за 10 лет пройден большой путь, а от 2001 года нас отделяет целая бездна.
Постепенное сужение сферы влияния США требует реализации комплекса согласованных экономических и политических мер Москвы и Пекина, поддерживаемых при необходимости военными и специальными инструментами. Этот процесс уже идет, и важную роль в нем играют внутренний американский кризис и раскол.
Наилучшим возможным сценарием для Москвы и Пекина, вероятно, является демонтаж американского глобального влияния без вступления в прямой вооруженный конфликт с США и их союзниками. Динамика в Центральной Азии показывает, что это потребует усилий на протяжении 20–30 лет.
Правила комментирования
comments powered by Disqus