В Таджикистане может произойти следующий социальный взрыв на постсоветском пространстве
Неожиданный и кровавый кризис в Казахстане, который до недавнего времени считался самой благополучной и стабильной страной Центральной Азии, заставил многих задуматься о других потенциально опасных регионах на постсоветском пространстве. Каждому ясно, что при определённых условиях война может вновь вспыхнуть в Донбассе или Карабахе — там, где ситуация и сейчас похожа на тление. Но казахстанский опыт показал, что и политикам, и экспертам надо быть внимательнее к менее очевидным, только зарождающимся недовольствам и противоречиям.
И на постсоветском пространстве есть регион с такой взрывоопасной ситуацией, повод поговорить о котором не просто назрел, но и немного перезрел. В ноябре там прошли масштабные протесты (причём около тысячи человек вышли в поддержку земляков в Москве), после которых отключили и по сей день не включили Интернет. А на фоне этого вакуума информации распространяются слухи о готовящейся силовой операции против местных элит, да ещё и с поддержкой иностранных (внезапно белорусских!) силовиков. Не правда ли, это куда более громкий сигнал об опасности, чем протесты из-за цен на газ, которые начались на западе Казахстана 2 января?
Речь о Горно-Бадахшанской Автономной Области (ГБАО) — самом большом, но по иронии самом малонаселённом регионе Таджикистана, который ещё называют Памиром — в честь знаменитой горной цепи. Рассказывать, что именно произошло, лучше поэтапно — слишком много новой информации нужно усвоить обывателю, чтобы понять суть возникших рисков.
Харасcмент в горном селе
Толчком к нынешнему обострению стала ситуация, которая могла бы произойти практически в любом уголке мира с консервативными взглядами. Наверняка любой местный рассказчик добавил бы в неё свои детали, но мы будем ориентироваться на изложение бывшей журналистки BBC Аноры Саркоровой, которая знает этот регион не понаслышке.
Итак, жительница отдалённого села Юбен Зухра Шоназарова работала в России, была оттуда депортирована и, как и многие её соотечественники, решила сделать себе новый паспорт — вероятно, с другим именем. За этой услугой она вместе с отцом обратилась в местное ОВД, а уже там телефон девушки дали помощнику прокурора. Он стал названивать Зухре и предлагать помочь с документами в обмен на секс. Девушку возмутило такое предложение, и она обратилась в то же самое ОВД — но уже чтобы подать заявление на помощника прокурора. Но следователи только посмеялись и даже стали запугивать Зухру, после чего неравнодушные соседи организовали возле её дома охрану. Не особенно помогло и обращение в областную прокуратуру — там пострадавшей сказали, что она не так уж красива, чтобы к ней приставать.
Когда стало ясно, что легальные средства сопротивления исчерпаны, разбираться с помощником прокурора пошли простые сельские парни с собственным пониманием о справедливости. И только в общении с ними помощник прокурора признал вину и извинился, что, по горской традиции, было записано на видео и выложено в Сеть. Жизнь Зухры, правда, от этого легче не стала — на неё давят, чтобы она отказалась от претензий к властям. Всё это происходило в конце 2020 — начале 2021 года.
Неужели эта грустная, но, к сожалению, весьма обыденная для постсоветского пространства история стала вызовом для национальной безопасности и предметом обсуждения политических изданий за рубежом — например, британской Guardian? Оказалось, что может. Дело в том, что через некоторое время после того, как история улеглась и помощника прокурора отправили работать в Душанбе, в ГБАО сменился губернатор. И после этого в ноябре 2021-го силовики почему-то решили задержать участников разборки с представителем власти. Одного из них, Гульбеддина Зиёбекова, нашли в селе Тавдем. По версии властей, он оказал сопротивление, по версии очевидцев — просто убегал. Но факт остается фактом — 29-летний парень был убит. Дети остались без отца.
Памирцы принесли гроб с его телом прямо к зданию областной администрации, требуя справедливого расследования. По некоторым источникам, власти пытались жёстко разогнать спонтанный митинг и даже открывали огонь. Именно с тех пор Памир находится в информационной блокаде, снять её 7 февраля призвала Human Rights Watch. Государственные СМИ Таджикистана, в свою очередь, ситуацию там просто игнорируют. «Наше ведомство не имеет право распространять информацию, которая противоречит национальным интересам, поэтому мы никогда не предоставим эфир таким людям», — сказал глава Комитета по телевидению и радиовещанию Таджикистана Нуриддин Саид в ответ на просьбу памирских общественников высказаться.
К слову, одновременно с митингами в Хороге — столице Горного Бадахшана, — примерно тысяча памирцев собралась возле таджикского посольства в Москве. Это активно освещали российские Telegram-каналы националистического толка, но скорее с опасением: если небольшой народ так быстро смог мобилизовать ощутимую толпу (которую, к тому же, не решалась разгонять московская полиция), то на что же способна большая диаспора?
Кто здесь власть?
Теперь, когда основная сюжетная линия нам известна, перейдём к общей информации о Памире. Единственная пригодная для жизни местность в ГБАО — это долина реки Пяндж, по которой проходит граница с Афганистаном. Там проходит дорога, там же расположены практически все населённые пункты. Всё остальное — непроходимые горы, причём не какие-нибудь, а знаменитый Памир. Памирцы, конечно, родственники таджиков, но считают себя отдельным этносом — со своим языком и религией. Языков у них, как это обычно бывает в горной местности, несколько (но все принадлежат к восточно-иранской группе), а религия одна — исмаилизм. Это течение шиитской ветви ислама насчитывает всего 15 миллионов человек, а духовный лидер исмаилитов Ага-Хан IV живёт в Швейцарии.
Таким образом, в практически изолированном Горном Бадахшане сплелись сразу множество факторов. Кроме границы с Афганистаном, здесь граница с Китаем, а по настойчивым слухам — ещё и китайское военное присутствие. При этом местные жители помнят, что в 2011 году президент Таджикистана Эмомали Рахмон уступил часть территории на востоке Бадахшана Пекину и даже назвал это огромной дипломатической победой — мол, до этого могущественный сосед претендовал на куда больший кусок. Поэтому и не только поэтому президент Рахмон, которого принято называть «Основатель мира и национального единства — Лидер нации» на Памире не пользуется авторитетом.
Зато там есть другие «авторитеты», или «неформальные лидеры», как их называют СМИ. Их семь: Мамадбокир Мамадбокиров, Толиб Аёмбеков, Ёдгор Мамадасламов, Хурсанд Мазоров и Мунаввар Шанбиев, Зоир Раджабов и Амриддин Аловатшоев. Первые трое — ветераны гражданской войны (1992–1997), воевавшие за оппозицию, но уважение к ним строится не только на этом. Например, Мамадбокиров, или просто Бокир, после войны служил начальником комендатуры Мургабского погранотряда — то есть на таджико-китайской границе. «В Хороге каждому известно о том, что для содержания своих солдат Мамадбокиров забивал яков с собственной фермы», — пишет о нём агентство «Фергана», специализирующееся на Центральной Азии.
Для обывателя слово «авторитет» плотно ассоциируется с криминалом, и официальный Душанбе всячески поддерживает это убеждения, называя перечисленных людей «главарями ОПГ». Учитывая, что через регион десятилетиями идёт контрабанда наркотиков и драгоценных камней из Афганистана, а на руках у населения — куча оружия, утверждать, что никто из этих суровых мужчин никогда в жизни не нарушал закон, было бы глупо. Но факт остаётся фактом — несмотря на множество заведённых против них уголовных дел и озвученных обвинений, все они закончились ничем. Да и мои собеседники из Таджикистана, не связанные с правительством, утверждали: народ считает этих людей своими защитниками, которые могут, если потребуется, надавить на власть.
В 2018 году президент Рахмон даже приглашал неформальных лидеров Памира на аудиенцию, гарантировав безопасность и предложив подписать протоколы об отказе от незаконных действий. Тогда многие думали, что Рахмон прогнул «авторитетов» под себя и укрепил власть. Но время доказало обратное.
Постепенно кроме ветеранов оппозиции на Памире появились и более молодые лидеры. Например, Амриддин Аловатшоев — спортсмен, который последнее время жил в России и был на том самом митинге у посольства. Но в конце января его экстрадировали по запросу Душанбе, хотя поначалу и отрицали это.
Как и за что будут судить Амриддина, пока не очень понятно. Но в центре внимания сейчас судьба уже упоминавшегося Мамадбокира Мамадбокирова. Начальник управления образования ГБАО Лутфулло Наврузов обвинил его в нападении. Теперь на самого уважаемого «авторитета» заведено четыре уголовных дела, а его дом окружён, хотя сдаваться он отказывается. Такая ситуация продолжается уже несколько дней, и от её развязки зависит очень многое.
От меня требуют сдаться силовым структурам. Не понимаю, в чём моя вина? Возможно, я виноват в том, что ищу справедливости, что не могу молчать, потому что я рядом со своим народом и хочу мира в стране? Я не предавал ни государство, ни президента, — заявил Мамадбокиров в своём видеообращении к сторонникам. — Я служил правительству в качестве полковника. Много сделал для Мургаба, помог открыть дорогу в Китай. Однако меня объявили врагом и уволили. Только потому, что я поймал 736 килограммов наркотиков. Вместо того чтобы поблагодарить меня и повысить до генерала, от меня избавились, потому что наркотик принадлежал тогдашнему губернатору области.
В 2012 году в Хороге уже была силовая операция, в ходе которой власти пытались задержать «неформальных лидеров» якобы за попытку захвата власти. Но, по словам моих собеседников, с тех пор ситуация стала только хуже. Памирцы возмущены, что их автономия, упомянутая даже в названии региона — по сути формальность, раз даже губернатора им назначают из Душанбе. Кроме того, вся дорога от въезда в ГБАО до Хорога уставлена блокпостами, что заставляет жителей чувствовать себя чужими. Режим фактического военного положения радикализирует их и заставляет ещё больше не доверять Рахмону. Кстати, это недоверие переносится и на президента России Владимира Путина, ведь, по мнению памирцев, именно из-за него таджикский президент всё ещё у власти.
Негативных сценариев развития описанных событий больше, чем позитивных. Памирцы боятся, что Рахмон может отдать новый кусок территории Китаю в счёт так и не выплаченного кредита, по соцсетям распространяются слухи о якобы замеченных в регионе белорусских силовиках. Сторонники этой весьма экзотической версии утверждают — всё дело в таджике Хазалбеке Атабекове, который занимает должность заместителя командира внутренних войск Белоруссии. Понятно, что при таком эмоциональном фоне эскалация может произойти в любой момент.
А вот надежда у моих собеседников с Памира одна — международное внимание и давление, из-за которого Рахмон, возможно, побоится действовать жёстко. Тем более что только что он старательно зарабатывал себе имидж защитника других «борцов за свободу» — афганских таджиков, противостоящих «Талибану» (организация признана террористической и запрещена в РФ) в Панджшерском ущелье.
Так или иначе, ситуация развивается прямо сейчас, на наших глазах. И лучше привлечь побольше внимания к Памиру сейчас, чтобы потом не пришлось искать его на карте и удивляться, как неожиданно всё произошло.
