Долгое время считалось, что перевороты — исключительная особенность политического ландшафта Киргизии. События января 2022 года в Казахстане опровергли эти убеждения. В середине 2023 года появилась информация о якобы пресеченной попытке переворота в Туркменистане. Директор Центра объективной общественной дипломатии и анализа мировой политики Александр Воробьев рассказал в интервью Ia-centr.ru об особенностях политических кризисов в Центральной Азии.   

— В июне 2023 года в СМИ появилась информация о попытке переворота в Туркменистане. Ашхабад ее уже опроверг. Существуют ли вообще предпосылки для насильственной смены власти в стране?

— Безусловно, гипотетическая вероятность переворота в Туркменистане существует. Основной предпосылкой является персоналистский характер власти и слабость государственных институтов.

В условиях жесткой политической системы Туркменистана нормальная институционализированная политическая конкуренция в стране практически невозможна. Поэтому она может принимать лишь скрытые формы подковерной борьбы, интриг и даже заговоров.

Вопрос в том, насколько высока фактическая вероятность подобного развития событий в Туркменистане. Представляется, что она является невысокой в силу действия ряда факторов. Во-первых, Ашхабад сумел сформировать мощный силовой аппарат и обеспечить в стране всепроникающий контроль. В таких условиях незаметно организовать переворот весьма проблематично.

Во-вторых, перевороту препятствует семейственность власти в Туркменистане. Есть четкая иерархия, в которой родня экс-президента Гурбангулы Бердымухамедова — его сестры и их дети — находятся на ступень ниже наследника по прямой линии, то есть действующего президента Сердара Бердымухамедова.

В отношениях отца с сыном, безусловно, могут возникать трения. Однако не стоит преувеличивать степень противоречий. Тесная кровнородственная связка Гурбангулы и Сердара является важным стабилизирующим фактором для политической системы Туркменистана.
Элиты Туркменистана подобный уклад в целом устраивает, поскольку это создает определенность и стабильность. Попытки изменить существующий уклад могут лишить их всего, поскольку это может привести к турбулентности системы.

Разрушить его сегодня возможно либо в ходе внешнего вторжения по модели войны США в Ираке, либо в ходе революции низов. Однако подобной революции в Туркменистане пока не предвидится, поскольку социально-экономическая ситуация в стране, несмотря на скромную жизнь широких слоев населения, более-менее стабильна.

Что касается слухов о якобы имевшей место попытке переворота в Туркменистане, то, вероятнее всего, они не соответствуют действительности. И речь, скорее, идет об операции информационного характера, которую проводили спецслужбы страны.

— В Ашхабаде долгое время сохраняется доминирование у власти текинцев. Возникли ли к настоящему времени группы, претендующие на то, чтобы сменить текинцев? Если нет, то почему?

— Групп, претендующих на то, чтобы сменить текинцев на общенациональном властном олимпе, сегодня нет. Их появления также не предвидится. Туркменистан де-факто является государством текинцев, и таким он стал не после 1991 года. Такой расклад сил сформировался ранее — в советский период и даже раньше.

Текинцы являются этнополитическим ядром туркменского государства, своего рода «государствообразующим народом». Остальные племена выступают в роли «малых народов», населяющих окраины страны.
Даже в случае реализации самого пессимистичного сценария развития у других туркменских племен не получится «перехватить» власть в Ашхабаде. Дело сведется к региональному сепаратизму, обособлению периферийных регионов и созданию своих квазигосударственных образований: условной «Марыйской республики» или иной, где «титульной» нацией будет не текинское, а другое племя.

Однако важно понимать, что даже намеки на подобный сепаратизм, потенциальную вольницу нетекинских племен будут жестко пресекаться Ашхабадом.
Свою роль играет и экономический фактор. Финансирование регионов напрямую связано с их подчинением центру.

— До недавнего времени считалось, что попытки переворотов в Центральной Азии в большей степени касаются Киргизии. Но в 2022 году такая попытка произошла в Казахстане. Что общего было в этих процессах?

— Действительно, в прежние годы перевороты (или революции) чаще всего происходили именно в Киргизии в силу полицентричности политической системы страны, расколотой на Север и Юг. Однако проблемы были и в Таджикистане, где в 2015 году попытку переворота предпринял мятежный генерал Абдулрахим Назарзода.

Первое сходство переворотов в Киргизии и попытки переворота в Казахстане — наличие конкурирующих за власть полюсов влияния. Однако в Киргизии подобная конкуренция — перманентное явление, поскольку экономические и этносоциальные различия Севера и Юга носят исторический характер.

Этого нельзя сказать о Казахстане: появление двух полюсов силы в лице группы старого президента Назарбаева и группы действующего президента стало следствием транзита власти в стране и носило более нетипичный для страны и временный характер.

Вторая очень важная общая черта — паралич работы силовых органов.

Смены власти в Киргизии осуществлялись при бездействии либо попустительстве силовиков. Некоторые казахстанские эксперты, анализируя киргизские революции прошлых лет, говорили, что в Казахстане подобный сценарий не пройдет, поскольку казахстанские силовые структуры более профессиональны и дисциплинированы и в этом похожи на белорусских силовиков. Последние, как известно, сумели удержать под контролем ситуацию в августе 2020 года, когда в Белоруссии начались протесты после президентских выборов.

Однако в решающий момент, когда в Алма-Ате начались беспорядки, казахстанские силовики повели себя так же пассивно, как их киргизские коллеги, а не как белорусский ОМОН, что существенно осложнило обстановку. Если бы не вмешательство ОДКБ, неизвестно, чем бы закончилась ситуация.

Третьей чертой, объединяющей перевороты в Киргизии и попытку переворота в Казахстане, является то, что их движущей силой, «топливом» была энергия социальных низов – плохо устроенных в жизни, ищущих справедливость и сильно недовольных властью людей.

Безусловно, жители Казахстана в среднем богаче граждан Киргизии, и доля среднего класса в Казахстане на порядок выше. Однако оказалось, что и в Казахстане недовольных и неустроившихся не так уж и мало: по крайней мере, достаточно для того, чтобы дестабилизировать обстановку в важнейшей части страны при условии пассивности силовиков.

В то же время нужно отметить различие: киргизские революции происходили в столице страны — Бишкеке. Попытка переворота в Казахстане произошла в Алма-Ате — значимом городе, но не в столице. Этот фактор зачастую имеет решающее значение для устойчивости власти в государстве.

В целом же сравнивать свершившийся государственный переворот и намечавшийся, но в итоге не состоявшийся не до конца корректно. Отсутствие логического завершения процессов не дает возможности точно их сравнить.

— Может ли поводом для переворота в Таджикистане стать транзит власти или ЧП — например, смерть президента? Что может произойти в Туркменистане?

— Транзит власти всегда представляет собой определенные риски. На примере Казахстана мы видели, что четкая и продуманная схема передачи власти от Назарбаева к Токаеву в итоге дала сбой и поставила страну на грань серьезной дестабилизации. В то же время в Узбекистане транзит власти прошел без проблем. В Киргизии революции происходят регулярно, но не приводят к коллапсу государства. То есть ситуация везде уникальна и всегда развивается по собственному сценарию.

Представляется вероятным, что ситуация в Туркменистане в кратко- и среднесрочной перспективе будет оставаться стабильной, а транзит власти может пройти довольно безболезненно.

Понятна конструкция транзита. Работает мощный аппарат принуждения.

Сердар Бердымухамедов обладает навыками государственного управления и стремится к лидерству. Свою роль играет закрытость Туркменистана от внешнего мира, а приток денег от продажи углеводородов в обозримой перспективе должен будет обеспечивать ренту для элит и более-менее сносные условия жизни для простых людей.

Кроме того, в стабильности в Ашхабаде заинтересованы Россия и Китай, а также Узбекистан и Киргизия. Для этих стран Туркменистан становится важнейшим логистическим маршрутом для поставок товаров через порты Каспийского моря.

При этом полностью исключить негативного развития событий, появления черных лебедей на горизонте, конечно же, тоже нельзя.

Прогнозировать развитие ситуации в Таджикистане сложнее. Страна гораздо больше открыта внешнему влиянию, в том числе радикальных исламистов, экстремистских и преступных группировок, действующих на территории соседнего Афганистана. Несмотря на схожую с Туркменистаном семейственность власти, четкой модели транзита в Таджикистане, похоже, нет.

Сын действующего президента Эмомали Рахмона Рустам Эмомали пока не проявил себя серьезно как профессиональный управленец. Всё бремя власти несет сам Эмомали Рахмон, во многом стабильность страны держится на его авторитете.

Ослабление центральной власти может обострить подавлявшиеся ранее противоречия и спровоцировать попытку сил, ранее поддерживавших радикалов, взять реванш.
Таджикистан сильно зависит от внешней финансовой поддержки. Вероятно, важную стабилизирующую роль в обеспечении беспроблемного транзита власти в Таджикистане должны будут играть внешние партнеры Душанбе. Речь идёт о Китае и России, которые заинтересованы в том, чтобы Таджикистан оставался стабильным и не превратился в новый очаг противоречий.

 

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram