Наша собеседница – синхронный переводчик Бермет Абдыкадырова. Она работает в Жогорку Кенеше, и это благодаря ей русскоязычные депутаты, журналисты и приглашенные участники заседаний ЖК получают возможность понимать, когда в стенах парламента звучит кыргызский язык.

- Бермет, у тебя достаточно редкая профессия – переводчик-синхронист. Где учат этому?

- В моем случае – на факультете перевода Кыргызско-Турецкого университета «Манас». Но это не единственная моя профессия, я закончила магистратуру по направлению «Международные отношения» в Дипломатической академии МИДа.

- И насколько привлекательна такая работа для молодых людей? Например, в части финансовых ожиданий?

- Сразу скажу, что работа по своему характеру увлекательная, несмотря на ее внешнюю статичность. Всегда находишься в гуще событий, соприкасаешься с интересными людьми, получаешь массу информации. Тем более, когда я говорю о статичности, речь идет о синхронном переводе, когда ты сидишь в кабинке и целый день занят монотонным, по-своему, трудом. Но в Жогорку Кенеше я работаю внештатным сотрудником, поэтому я вольна работать и с частными заказами. Бывает, что сопровождаю иностранцев, приезжающих в Кыргызстан туристами, и поневоле сама становлюсь путешественницей по своей стране, а это – интересные знакомства, яркие впечатления и увлекательные приключения.

Что касается денежной стороны вопроса, отвечу так: все зависит от твоей квалификации и от того, какую репутацию ты заработаешь в глазах своих заказчиков. Конечно, приглашения поработать бывают не каждый день, более того, периоды вынужденного простоя могут и затянуться. Но в целом профессия переводчика способна обеспечить определенный доход. Что касается конкретных сумм – все по-разному. Максимально можно заработать за один день 400 долларов, но это уровень оплаты серьезных международных организаций.

- Сразу перейду к главному вопросу: как ты относишься к распространенной в народе оценке, сравнивающей ЖК с цирком? И вообще, как тебе эмоционально там работается? Все эти депутатские разборки, крики, переход на личности, выяснения отношений, взаимные обвинения…

- Коллеги советуют воспринимать это просто, абстрагироваться. Но, наверное, из-за возраста часто все воспринимаешь остро, слишком близко. Ну и опыт работы в журналистике сказывается: в особо горячие моменты что-то во мне просыпается, поневоле начинаю нервничать, пытаюсь в переводе сгладить особо смачные высказывания. Кыргызский язык — он же может быть и немного грубоватым, а если из уст депутатов звучат резкие слова, даже оскорбления, иногда даже язык не поворачивается переводить дословно.

- Иначе будет что?

- Будет очень обидный контекст, который, по моему убеждению, абсолютно неуместен. Но с другой стороны, зачем тогда вообще нужен переводчик?

- Меня заинтересовало упоминание о журналистике, ты когда успела поработать в СМИ?

- Вообще я сначала пошла в «Клооп» как переводчик новостей на кыргызском языке. Работа там мне очень помогла наработать технику перевода, обогатить запас общественно-политического лексикона. Проработала где-то полтора года.

 

- В этой связи у меня к тебе, как переводчику и человеку, увидевшему журналистику изнутри, вопрос об известном интернет-издании «Gezitter.org». Как ты относишься к применяемому там методу дословного перевода, «благодаря» которому сочность и образность кыргызского языка, его метафоричность и фольклорность – мы сейчас не оцениваем сам контент сайта —  начинает выглядеть каким-то бредом?

- Пару раз заходила на этот сайт, мы с коллегами долго смеялись, читая их переводы — это действительно ломает мозг. Кыргызский язык перенасыщен метафорами, литературными тропами, и когда его переводят с точки зрения буквализма, для меня это неприемлемо. В общем, я не одобряю то, что делают «Гезиттер», именно как профессиональный переводчик.

- В связи с этим вопрос: а тебя кто-нибудь из депутатов проверяет, как ты их переводишь?

- Этого я не знаю. При синхронном переводе 10-15% из речи говорящего, особенно когда она продолжительная, в любом случае теряется. Главное – передать общий смысл, донести конкретную информацию – цифры, фамилии, названия, даты.  Особенно сложно, когда выступают с пространными докладами и очень быстро зачитывают их. В таких случаях я просто выключаю микрофон, и сначала фиксирую для себя, чтобы потом изложить первоисточник хотя бы конспективно. В такие моменты все, нуждающиеся в переводе, поворачиваются в мою сторону и вопросительно смотрят на меня.

- К сожалению, многие люди не знают основные принципы синхронного перевода, по которым все выступающие, у которых есть заготовленные тексты, просто обязаны предоставлять их в распоряжение переводчика заранее.

- Это в идеале. У меня была идея: хотя бы приклеить на внутренней стороне трибуны маленькое объявление-напоминание «Читайте доклады помедленнее — вас переводит синхронный переводчик», но этого не разрешили сделать.

- Скажи, а кто твои «любимчики» из депутатов с точки зрения перевода?

- Мне очень комфортно переводить Марата Султанова, например.  Его предложения логически связаны, законченные. Жоомарт Оторбаев, конечно, не депутат, но он тоже часто приходит на заседания парламента — вот его очень хорошо переводить.

- Может, это потому, что он преимущественно русскоязычный, и его изложение мыслей очень удобно ложится под перевод?

- Возможно. Но важен еще и сам стиль разговора – неторопливый, с паузами. К сожалению, не все депутаты умеют связанно говорить. У многих просто какие-то обрывки мыслей, речевые клочки, которые не знаешь как свести в единый и осмысленный перевод. Вспомнила, Данияр Тербишалиев тоже неплохо говорит.

- А как ты поступаешь во время жестких переходов на личности между депутатами, которые часто случаются? Все знают про острые отношения Асии Сасыкбаевой и Жылдыз Жолдошевой, когда дело доходит даже до оскорблений. Как ты ведешь себя в этих ситуациях?

- Выхода нет – приходится переводить. Конечно, я стараюсь сглаживать определенные вещи, но когда большая часть зала – кыргызскоговорящие, все равно мои попытки смягчить перевод по большому счету бесполезны.

- А президента ты переводила?

- Я работаю в парламенте только полгода, и в моей практике еще не было, чтобы президент приходил на заседания ЖК. А вот Розу Отунбаеву в ранге президента я успела попереводить, во время встречи с делегацией парламента Турции. Она – просто идеал для переводчиков. Скажет три предложения, закончит очередную мысль и так смотрит на тебя выжидающе – это сигнал, что можно переводить. К сожалению, у нас многие политики забывают про правила последовательного перевода. Растянут на полчаса, а ты думай, что с этим делать.

- Еще насчет специфики вашей работы: а в ЖК синхронный перевод осуществляется только с кыргызского на русский? Обратного перевода нет?

- Нет.

- Вот Надира Нурматова, кажется из «Ата-Журта», в прошлом году демонстративно покинула какой-то круглый стол с участие международных организаций, обвинив организаторов, что они не обеспечили перевод на кыргызский язык. Ты знаешь ситуацию изнутри и лучше это чувствуешь: учитывая статус кыргызского языка, уже пора внедрять новые стандарты его функционирования и использования? Или у нас русский язык настолько доминирует, что пока это нереально?

- Нет, вопрос очень актуален. Возможно, русский язык доминирует в столице, но по стране кыргызскоязычного населения все равно больше. В принципе я понимаю позицию Надиры Нарматовой, тем более что проблема гораздо глубже, чем может показаться, если мы будем концентрироваться только на оболочке выглядящего скандальным ее поступка. Например,  парламентские радио слушают во всем Кыргызстане, включая самые отдаленные районы, но по радио же невозможно обеспечить синхронный перевод.

Но как быть с нашими согражданами из глубинки, которые могут воспринимать информацию только на кыргызском? Тут есть над чем сильно задуматься. Вместе с этим, я против агрессивных мнений или просто формальных решений по усилению роли кыргызского языка и увеличению ареала его использования -  нельзя агрессивно нападать на человека, если он не знает кыргызского, надо комплексно решать этот вопрос, начиная с детских книг на кыргызском языке, а потом уже постепенно что-то делать.

- А что ты скажешь в целом о парламентской культуре? Немного поясню: лично я всегда недоумеваю – почему нашим политикам не хватает лоска, почему они тяготеют к агрессивному стилю общения, на повышенных тонах?

- Часто ловлю себя на мысли: было бы хорошо, если каждый депутат стал бы обучаться ораторскому искусству, поставил себе речь, выработал правила этики. Но в лицо этого никому не скажешь, мы же все для себя – пупы земли и самые идеальные. Что касается депутатских разборок, то я действительно от их криков дергаюсь и сразу убавляю звук в наушниках. В такие моменты становится печально, что эти люди – народные избранники, а ведут себя как базарные люди.

И хочешь как-то сгладить в переводе накал эмоций – сразу ловлю на себе взгляды тех, кто знает кыргызский, мол, неправильно перевожу, а передаю все как есть – тут уже настает очередь русскоязычных, думающих, что я несу какую-то отсебятину, типа «ну не может же нормальный человек опускаться до такого уровня». И как найти золотую середину в таких ситуациях – самый сложный вопрос.

- А вообще твой стиль перевода – он какой?

- Мне журналисты часто говорят, что я перевожу эмоционально, стараюсь даже повторить интонации выступающего. Я и сама ловлю себя на том, что неосознанно пытаюсь вжиться в образ переводимого человека – иногда даже начинаю жестикулировать. Наверное, это помогает мне настроиться на нужную волну, передать с помощью этого все смысловые оттенки речи, подтексты, иронию.

- Мы знаем, что депутаты часто проводят секретные заседания — в закрытом режиме, без прессы. И меня всегда волновал вопрос – а как в таком случае с русскоязычными депутатами?

- С ними все нормально, потому что переводчики остаются. Такие заседания выпадали и на мою смену. В связи с этим нам говорили, что нужно подписывать какие-то бумаги о неразглашении. Правда, мне еще такие бумаги для подписи не давали. Хотя я и без таких формальностей понимаю, с чем имею дело, и конечно никогда никому не буду говорить о содержании таких секретных обсуждений, особенно на заседаниях комитета по обороне и безопасности. Голова, конечно, кипит порой от той информации, которую узнаешь, но меня очень хорошо научили в университете, что такое кодекс переводчика.

- А вот депутаты всегда успокаивают обиженных журналистов, которых выставляют за двери, что они и так потом рассказывают прессе, о чем шла речь, и поэтому, мол, нет необходимости возмущаться по поводу закрытых заседаний – все и так потом находит отражение в СМИ…

- Я могу вас заверить, что на самом деле то, что является действительно секретной или не подлежащей разглашению информацией, к чести депутатов, в прессе все же не появляется. Я этот момент даже специально перепроверяю для себя, изучая содержание газет, телевидения и сайтов.

- То есть все-таки наши депутаты — не болтуны?

- Нет, не болтуны. За это можно не беспокоиться.

- Ну, тогда на этой оптимистичной ноте завершим интервью с благодарностью тебе, Бермет, за интересный рассказ для наших читателей!

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram