Новости, так или иначе связанные с религией, в казахстанском инфополе далеко не редкость. По данным опросов, большинство казахстанцев определяет себя как людей религиозных. Стартовал годовой проект «Алматы — столица исламской культуры». О том, что происходит с самосознанием казахстанского общества, конкурент ли философия для религии, корреспонденту ИА REGNUM рассказал Олег Борецкий, кандидат философских наук, доцент кафедры философии КазНУ им. аль-Фараби, преподаватель курсов по философии, риторике и религиозному искусству.
ИА REGNUM: Олег Михайлович, предлагаю поразмышлять над текущей повесткой. И начнем наверно с такого вопроса — что вас, как философа озадачивает сегодня?
Наверное, ирония — это явление постмодерна — как способ отношения, реакция на все события. Американский философ Рорти говорил, что единственный способ сегодня относиться к государству и политическим решениям — это ирония. Единственный способ, который не вовлекает в зомбирование, манипуляцию и т.д., то есть это защитная реакция.
Сами политики перестали сегодня быть носителями больших идей. Скажем, еще полвека назад политика была борьбой идей. Сейчас же это больше игра, варьете, иногда клоунада.
Сегодня, получается, очень сложно сохранить серьезность, потому что во всем — если говорить хоть о кино, хоть о фейсбуках, твиттерах и инстаграммах — везде я вижу общую тенденцию или манеру тотального прикола. Я для себя назвал это так. В кино это началось с Тарантино, в литературе это жанр мэшап, который серьезные произведения классики превращает в низовые жанры, это не просто китч, а кэмп. То же самое в общественном поведении. Возможно, это смех над несуразностью и нелепицей. Но почему, например, если взять кино, смеются в серьезных сценах при просмотре российского «Левиафана» или американской «Одержимости»? Это какая-то подростковая неадекватная реакция. Какой-то взрослый инфантилизм.
ИА REGNUM: Если говорить не о культуре, а вещах общественно-политических, то ведь похожая реакция на новости из этой сферы, будь это послание президента, новости с заседания правительства, вести о ЕАЭС. При этом редко обсуждается конкретика и суть, обычно расходится и активно обсуждается какой-нибудь «вятский квас» или что Назарбаев спел…
Любое событие сегодня это повод для прикола. Последние лет двадцать жизнь во всех проявлениях переходит во внешние формы, обесценивается внутреннее содержание. Если мы ориентируемся только на оболочку, на внешнюю фактуру — при внутренней пустоте — тогда это легко и понятно объяснить: все решает прикид, подача, манера и т.д., все это легко выдать за какую-то значимость. Досым Сатпаев назвал это «интеллектуальный глянец». Ведь можно в такой же оболочке подать и нашу науку, образование, медицину — внешне на достаточно высоком уровне, а при этом за фасадом дремучая бездарность, пустота.
Можно задуматься, почему это происходит. Может быть, серьезное отношение, которое предполагается в экономике, политике, культуре и т.д., действительно себя уже дискредитировало, потому что мы не видим результатов? И тогда мы уже ни во что не верим, а начинаем просто стебаться.
ИА REGNUM: Еще вопрос — индустриальная ли у нас страна, речи нет о постиндустриальной. И тут постмодернизм. А если взять отдаленные уголки, то вопрос, есть ли там модернизм. Как вам такая дефрагментация по категориям.
У нас не индустриальная страна (речь о Казахстане — прим.ИА REGNUM), она аграрная. То, что называется модернизацией, тоже всего лишь фейк, имитация или симулякр. У нас утилизация под видом модернизации. У людей напрочь отсутствует доверие к социальным институтам. Это недоверие к судам, что там справедливость возможна, это недоверие к системе образования, к медицине. Отсюда инстинктивное желание каждого человека иметь знакомого — врача, адвоката и т.д. Все строится на системе личных гарантий. Обычные наши граждане так живут и это, как ни странно, симметрично практике и образу жизни в системе власти, где не работают законы гражданского общества и нормы права, а есть система персональных гарантий. То есть это структура общества на всех уровнях.
Если выйти к настоящему понятию модернизации, то надо многое изменить в нашей жизни, экономике, политике и тогда, возможно, мы увидим результат. Вы же знаете по пирамиде Маслоу, что потребность в социальной защищенности — базовая. Когда она есть, человек чувствует себя счастливым. А в Индексе счастливой планеты (есть такой рейтинг) Казахстан далеко не в первых рядах. Кроме того, адекватную картину нашей жизни мы не знаем. СМИ ведь далеко не выразитель, а стихия интернета тоже по охвату не показатель.
ИА REGNUM: А кто выразитель?
Сложно сказать. Потому что даже исследования, такие, как в книге «Коктейль Молотова. Анатомия казахстанской молодежи» не дают нам полной адекватной картины того, что происходит в обществе (в данном случае — в среде молодежи). У нас не так много организаций, которые пытаются ставить эти вопросы, проблематизировать актуальные темы.
Что касается людей, по которым можно было бы замерять ситуацию. С уходом казахстанского писателя и переводчика Герольда Бельгера, которого смело можно было бы назвать совестью нации, таких людей можно по пальцам пересчитать. Кроме того, те, кто лет 10-15 назад справедливо казались и назывались в нашем обществе нравственными авторитетами, потом эту харизму растеряли. Я говорю о науке, о культуре и т.д. Одиночки есть, но они часто устают что ли. Людей, которые, как режиссер Ермек Турсунов, пытаются честно и смело говорить, единицы. Из молодых я назову Адильхана Ержанова, снявшего фильм «Хозяева», который у нас практически никто не видел. Хотя очень интересная была формулировка на одном фестивале — «за веселый, смелый и честный взгляд на нашу жизнь, за эстетический максимализм в социальном кино». Но опять же грустно то, что даже если этот фильм или подобные, вроде «Уроков гармонии» Байгазина, показывать, мы найдем очень узкий сегмент зрителя, который сможет эти картины понять, отрефлексировать.
ИА REGNUM: Вы ждете каких-то изменений в связи со сближением с Россией, которая крупнее нас и более сложно устроена?
Есть страхи — у людей, которые не хотят меняться, их устраивает то, что есть сейчас, потому что, возможно, они понимают, в самых разных сферах будет конкуренция, которую они не выдержат. Может, их устраивает средненький уровень, чем вообще никакой. У нас на ментальном даже уровне противоречие состоит в том, что наша неторопливая жизнь и леность, которые у нас есть, соседствуют с желанием известности, знаменитости, с тем, что называется понтами. А как этого добиться, сохранив леность?
С другой стороны, по разным поводам мы критикуем прошлое и часто делаем это справедливо. Я говорю о советском периоде, когда эта система очень многих людей развратила. Александр Зиновьев, опальный философ в 70-е, золотое брежневское время, когда все были «за» стоя и отсюда — эпоха застоя, написал работу уже за пределами Союза — «Хомо советикус» и сказал, что «человек советский — это то, что люблю и ненавижу». Есть за что любить и ненавидеть. Так вот в этом плане у нас и в нулевые и в десятые годы существует и отторжение, и справедливая критика, и нежелание возврата туда, и в то же время неотрефлексированная ностальгия. По защищенности, социальным гарантиям, по другим вопросам, которые касаются всей нашей жизни, культуры взаимоотношений, культуры вообще и прежде всего, потому что о власти говорить можно едва ли, ведь советское государство было устроено сравнительно неплохо, если исключить вранье.
Так вот в данном случае у нас есть тоска по социально-культурным, духовным вещам, которые были и которых мы сейчас лишились. И есть нежелание возвращать все остальное. У нас в этом плане похвастаться особо нечем, потому что фундаментальное образование разрушается. Форма довлеет над содержанием. Количество университетов в Казахстане галактическое! Но проза жизни такова, что очень часто студенты делают вид, что учатся, а преподаватели — что преподают. Мы все это почему-то называем системой образования, которая никакого образования не дает. Вот беда в чем.
ИА REGNUM: За годы независимости в Казахстане было построено более 2 000 мечетей. Это большая цифра на фоне «100 школ, 100 больниц», которые мы все строим по госпрограмме. Вы сказали о неверии к социальным институтам, оно, думаю, подталкивает к религии, которая справедливость обещает. И даже на бытовом уровне. Приезжий может столкнуться со многими трудностями, неприятием, тогда как местное религиозное сообщество может его принять и помочь. Как бы скептически ни воспринимать СМИ, но они, по-моему, отражают рост религиозности в обществе, хотя на свой лад: мы видим новости о том, как в Алма-Ате встречают мощи святой, которая защищает от природных катаклизмов, в Москве задерживают религиозного служителя, обвиненного в измене Родине и т.д. Это встречает и реакцию: в сетевых сообществах можно увидеть множество демотиваторов на эту тему. В целом по упоминаемости сложно не заметить, как прибавила религия. В чем причина?
Причин много. С одной стороны это не очень высокий образовательный уровень, часто дремучие представления о чем бы то ни было, на что очень хорошо ложатся религиозные идеи. Я думаю, нам давно нужен новый век Просвещения. Высокий уровень образования обычно связан с весьма скромным отношением к религии как части культуры, нет такого оголтелого увлечения ею. Да, человек ищет для себя ответы на какие-то важные мировоззренческие вопросы. Не находя их в жизни, в хаосе и разрухе в мозгах, в духе, он все-таки находит их в религии. Конечно же, на этом кто-то делает деньги. Вторая причина — поиск идентичности, национально-религиозной. Кроме того, это адаптация к быстро меняющемуся миру. Наконец, это своего рода альтернатива либеральным ценностям, справедливое желание следовать традиционной этике, а не падению нравов. Ну про моду я не говорю, есть и такая тенденция.
Что касается тенденции «мечети вместо школ и больниц», то посмотрите на ситуацию в Румынии. Там 20 тысяч (!) церквей, и при этом — меньше 5 тысяч школ и всего 500 больниц. Наверное, в такой бедной стране это кому-то выгодно.
ИА REGNUM: Мы ведь ориентируемся на Штаты и по привычке и потому, что все-таки мировой гегемон. А при этом — одна из самых религиозных стран в мире.
Там немного другая религиозная культура. Это другой образ жизни. Можно так сказать, что там она более организующая. А потом, почему не ориентироваться на такие страны, как Япония, Швеция и Дания, где высокий уровень благосостояния и низкая религиозность?
ИА REGNUM: В одном интервью с российским религиоведом приведено его мнение: «Короче говоря, я не знаю, кто такие верующие. Просто этот набор звуков сегодня в моде». К чему может привести мода на верующих?
Сложно прогнозировать. Это открытый вопрос — какова судьба традиционных религий, какими они будут в середине ХХI века, тем более, в его конце, какое место будет занимать, станут ли частью культуры или продолжат формировать мировоззрение достаточно регламентированное, покорное и т.д.
В религии нельзя не видеть тот плюс, что многие люди хотя бы на уровне соблюдения заповедей и ритуалов ограничивают какие-то безнравственные вещи в своем поведении. Но при этом, кроме религиозной этики есть же еще и светская! И есть очень простой критерий: если ты заставляешь человека страдать, делаешь его несчастным, то ты совершаешь зло. А когда ты не делаешь чего-то только потому, что это запрещено неким предписанием, то у тебя отсутствуют внутренние регулятивы.
ИА REGNUM: Государство может граждан приучить подчиняться религиозным институтам. А может ли оно отучить? Не должно ли государство пытаться чем-то религию замещать, например, той же философией.
В отношении религии наша власть более либеральна, чем, например, в Узбекистане. Пока то, что делается со стороны власти, связано с тем, чтобы обеспечить некий баланс разных конфессий. Но при этом я считаю нелишним в деликатной нормальной политической форме подчеркивать, что у нас светское государство. Конечно, не должно быть никаких гонений верующих, ведь свобода совести у нас гарантирована Конституцией, так же, как в ней прописана и светскость нашего государства.
Я вообще думаю, что светскость сегодня у нас сильно подорвана и девальвирована по части той серьезности, о которой мы говорили. Светский формат у нас это развлечение, а вот вопросы мировоззренческие, смысложизненные — на них зачастую отвечает религия. С другой стороны, что меня настораживает, так это воинствующая религиозность (по аналогии с тем, что когда-то был воинствующий атеизм). Тут происходит путаница в головах, терминологии, появляются публикации вроде «неверный, почему тебя хоронят на этом кладбище» и т.д. Кто-то берет на себя ответственность занимать агрессивную позицию.
Но почему чья-то жесткая и часто фейковая линия находит сторонников? Да потому что в обществе, где процветает беспринципность, несправедливость, коррупция, человек альтернативно примыкает к тому у кого есть «принципы», закамуфлированные в последовательность и основательность. Если, как говорил доктор Хаус, «все врут», я буду с теми, кто «за правду».
Здесь же еще есть проблема идентичности. Посмотрите, сколько всяких конференций в последнее время проходило на эту тему — в чем состоит казахстанская идентичность. Такое ощущение, что люди перестали понимать, кем они являются. И начинаются ее поиски — религиозная идентичность, языковая и т.д.
ИА REGNUM: Даже если не говорить о глубоких вещах, заметно, как часто в последнее время информационные события становятся поводом на раз-два рассчитаться и разойтись по разным лагерям: ты за постер или против, ты Шарли или нет, что думаешь про украинские события. Постоянное определение, кто мы и кто те, кто против нас.
Идет градация — мы и чужие. Может, это происходит от отчаяния, что в реальности ничего нельзя изменить, и мы создаем виртуальную борьбу с невидимыми врагами и какие-то войны ведем на просторах интернета.
Есть другой человек, не такой как ты, по культуре, по вероисповеданию, языку и проблема в том, чтобы другой не превратился в чужого. Но у нас сейчас в Казахстане, включая его сетевую часть, именно это и произошло. Любой информационный повод превращает другого человека в чужого. Именно в чужого, а не другого, который имеет другой взгляд. Раскол по поводу фильма «Левиафан», по поводу Шарли. Тут, кстати, есть один нюанс. Карикатуры Шарли это не свобода слова, а клозетный юмор, с его анально-генитальными скабрезностями. Во Франции это средневековая традиция, идущая от Рабле и Виньона. К свободе слова она не имеет никакого отношения, это подмена понятия. Поэтому в вопросе «с кем ты» я решительно против и террористов и карикатуристов. И то, и другое — полная глупость.
ИА REGNUM: Действительно, у нас многие определяют себя как люди верующие, религиозные. И многие в том же фейсбуке поддержали акцию «Я — Шарли». Шарли ведь выбрали довольно экстремальный способ борьбы с ростом религиозности в своей стране и их за это убили. Когда наши, преимущественно религиозные, люди идентифицируют себя с ними, размещают «Je sui Charlie» у себя на аватарке, у меня ощущение, что они идентифицируют себя не столько с этими конкретными карикатуристами и их установками, сколько с либеральными ценностями, быть против которых — моветон.
Это все та же амбивалентная логика, что либо белое, либо черное. А если назвать вещи своими именами, то получится вопрос, вы за терроризм или за похабность? И тогда уже не получится либо так, либо так. Что касается либеральных ценностей, то я часто слышу и по «делу» постера Курмангазы-Пушкин и по карикатурам Шарли: свобода творчества не признает запретов. Вообще-то хочется напомнить «свободным художникам», что свобода всегда предполагает ответственность, а культура начинается с запретов.
ИА REGNUM: Все как-то противоречиво получается, но противоречивые явления развиваются одновременно и как-то параллельно друг другу. К чему это поведет?
Это торжество эклектики, которая становится нормой. Мозаичность и фрагментарность. Есть еще одно новомодное слово — синкретизм. Это когда, например, ислам соединяется в чьем-то сознании с реинкарнацией. Главное сегодня не причины и следствия, не прошлое и будущее, а сиюминутное настоящее. Главное — быть в тренде.
ИА REGNUM: На этом фоне философия сейчас это что? Ведь к вам идут студенты?
Если, как говорил немецкий философ Мартин Хайдеггер, «современный человек не знает интереса, а ценит только интересное», только сиюминутное, временное, философия не нужна. Философия никогда не была уделом большинства, вызывая у этого большинства, как правило, лишь снисходительную улыбку. Философия ведь это понимание первопричин, оснований бытия. А для многих сегодня важнее вопросы быта, а не бытия.
ИА REGNUM: В СССР был атеистически-научно-инженерный уклад, у нас какой-то мистико-религиозный. А философский уклад — он возможен?
Это такая же утопия, как у Платона, что государством должны править философы. Не думаю, что это реально по многим причинам. Иногда включаешь какой-нибудь телеканал, особенно в позднее время и не можешь понять, в каком веке мы живем — в средних веках, наверное, потому что там какие-то гадалки, астрологи, лечение гипнозом, причем такого набора болезней, что вся система здравоохранения и науки не справится. Слава богу, не все люди поддаются, но вакуум, который есть, все же заполняется часто какими-то суррогатами. Я по-прежнему продолжаю наивно верить, что в сознании может что-то измениться, но не за год и не за 10 лет. Возможно, через несколько поколений.
ИА REGNUM: Каких философов сегодня вы читаете, следите за их развитием, могли бы рекомендовать — в Казахстане, регионе?
Явлений и каких-то открытий уже давно нет, так, отдельные идеи.
Еще в прошлом веке философия перешла в нефилософские формы. Поскольку мне ближе кинематограф, всегда интересно наблюдать, что происходит с человеком, его сознанием, ценностями и смыслами. И хотя в кино довлеет энтертеймент, всегда есть осознание. В академическом же смысле, после постмодернизма, который к концу XX века себя исчерпал, для меня нет каких-то новых явлений и имен. Идет какая-то компиляция, либо проекты создания нового мирового учения, которое примирит все религии, что совершенно невозможно, или что-то другое, совершенно оторванное от жизни, реальности и того, куда человечество идет и что с ним происходит.
Кто я, зачем, куда иду — это вечные вопросы. И я их жду больше не от академической философии, а от философии в нефилософских формах.
ИА REGNUM: Напоследок про политиков. Нашего президента часть народа зовет «папой», белорусского лидера зовут «батькой», у Путина такого прозвища нет, но есть песни «такого, как Путин». Почему именно так, скажем прямо, по-простецки?
Происходит омещанивание. Это как с героями сериалов, когда долго и часто кого-то видишь. Когда люди давно у власти, они становятся «членами семьи» и их вот так панибратски могут называть, как делают это с героями сериалов — садятся ужинать и называют их по-родственному. Одним словом, семья! Политика как сериал и президент как глава семьи.
Правила комментирования
comments powered by Disqus