Начало осени оказалось в Казахстане неожиданно богатым на политические события.
В начале сентября решением суда по иску министерства юстиции была закрыта Коммунистическая партия Казахстана (КПК). 10 сентября началась блокировка двух самых популярных общественно-политических сайтов, Ratel. kz и Zonakz.net.11 сентября старшая дочь президента Дарига Назарбаева сменила должность заместителя председателя мажилиса (нижней палаты) парламента республики Казахстана и руководителя парламентской фракции партии «Нур Отан» на должность заместителя главы правительства Казахстана. Апелляционный суд 25 сентября оставил в силе решение Административного суда о приостановке на три месяца деятельности журнала ADAM. Для страны, где политическая жизнь, в принципе, давно уже напоминает поздне-брежневскую эпоху, такая концентрация событий — это что-то. Параллельно поползли слухи о возможности досрочных парламентских выборов, что, впрочем, в Казахстане никогда не было сенсацией.
По существу же этих разномасштабных событий можно сообщить следующее. Дарига Назарбаева, при всей разнообразной карьере в бизнесе, политике и медиасфере, впервые приходит в исполнительную власть. Компартия оставалась последней политической структурой, позиционировавшей себя как оппозиционная. Никакого реального влияния при этом давно не имела. Но — не дали старикам возможности досидеть в пыльных кабинетах перед бюстами лысого человека. Хотя, живя в Казахстане, я не могу не сознавать, что казахстанский суд — самый справедливый в мире.
Но больше всего общество взбудоражили события в медиасфере, особенно блокировка сайтов. Проблемы у оппозиционного журнала это в порядке вещей, вся история его издателей из этого состоит. Но сайты никогда не ассоциировались с оппонирующими властям политиками (таких уж и не осталось) и в системной критике режима замечены не были. При том, что ситуация вокруг их блокировки выглядит как детектив. Администратор Zonakz.net, патриарх казахстанской интернет-журналистики Юрий Мизинов в беседе с нами заметил: нет ни судебного решения, ни распоряжения Генеральной прокуратуры на этот счет. На направленный в уполномоченный орган по информатизации запрос был получен ответ, что там не понимают, в чем дело. «Никаких правовых основ для блокировки нет. Впечатление, что это инициатива какого-то идиота», заметил г-н Мизинов. Сайты тем не менее заблокированы вот уже 3 недели. В конце сентября обеспокоенность о состоянии свободы СМИ официально выразила представитель ОБСЕ по вопросам свободы СМИ Дуня Миятович.
Впрочем, связаны ли между собой эти события? Есть ли они часть какого-то политического плана? Ряд независимых экспертов (в отличие от политиков, таковые еще сохранились) считают, что связаны. Кандидат политических наук Досым Сатпаев комментирует это так:
— Мне кажется, в последние годы многие телодвижения властей в политической сфере надо связывать с подготовкой к транзиту власти. Во-первых, это видно по активной зачистке оппозиционного поля от всех игроков. Данная политика давно идет и в сетевой журналистике, где блокировка сначала началась по отношению к явно оппозиционным веб-ресурсам. А теперь тест на выживаемость проводят и по отношению к другим общественно-политическим интернет-площадкам. Основная проблема для власти заключается в том, что, практически очистив политическое инакомыслие в off-line, они потеряли контроль над on-line-активностью, где уровень протестности довольно высок. Эту проблему они решают двумя способами: через поддержку провластных блогеров, экспертов и троллей, и через точечные удары по отдельным веб-ресурсам. Самый негативный вариант — это полная блокировка популярных соцсетей, что, кстати, вполне возможно произойдет в час X. Я называю это синдромом «Лебединого озера» — этот балет любили ставить по советскому ТВ во время важных политических событий.
Кроме того, эксперт отмечает, что уже несколько лет идет не менее активная мобилизация финансово-экономических, партийных, информационных и прочих ресурсов под крышей «зонтичных» структур, к каковым относит объединение некоторых пропрезидентских партий под крышей «Нур-Отан», создание Гражданского Альянса, Национальный палаты предпринимателей РК или формирование Единого накопительного пенсионного фонда. Власть пытается повысить эффективность контроля над разными сегментами казахстанской экономики и общественно-политической жизни через кураторов. В этом же контексте г-н Сатпаев трактует запуск «пробных шаров» по поводу возможной трансформации президентской системы в президентско-парламентскую и усиление позиций некоторых членов президентской семьи и представителей «старой гвардии», каждый из которых будет играть свою роль во властном транзите.
Впрочем, есть эксперты, которые видят в упомянутых событиях не столько продуманные и рассчитанные шаги по зачистке политического и информационного пространства в преддверии неких серьезных политических событий, сколько результат испуга от мало контролируемой ситуации в экономике после девальвации, и, соответственно, стремление такими способами априори взять под контроль политическую ситуацию. Но сторонников иной точки зрения больше. Политолог Максим Казначеев по этому поводу заявил:
— Процесс усиления репрессивных функций госаппарата лишь отчасти может быть связан с текущим ухудшением социально-экономического положения в Казахстане. На самом деле он наблюдается последние 3—3,5 года — после всесторонней оценки событий в Жанаозене. Сам факт использования трудового конфликта в качестве инструмента внутриэлитной борьбы обеспокоил Ак Орду, заставил выработать новую модель поддержания внутриполитической стабильности. В качестве ее главных элементов сегодня выступают «зачистка» организованных оппозиционных структур и СМИ, которые могут быть использованы для дестабилизации ситуации в стране контрэлитными группами, и блокирование социальной протестности на низовых уровнях через введение нормы уголовной ответственности в отношении стихийных лидеров этих протестов.
Вместе с относительной уверенностью Астаны в лояльности силовых структур эти элементы позволяют проводить жесткие шаги в политической и социальной плоскостях — в том числе и девальвацию национальной валюты в 2014 и 2015 годах.
— Упрощенно говоря, Жанаозен показал, что полиция готова стрелять в собственный народ. А, следовательно, нет необходимости в дополнительных инструментах смягчения социального напряжения. В результате этих мер власти удалось «виртуализировать» протестность, выдавить ее в интернет-пространство. Бывшие рьяные оппозиционеры стали рядовыми добропорядочными блогерами. А перед маргинальной массой внутренних мигрантов — основного «пушечного мяса» любых протестов, — стоит задача банального выживания, и нет технических возможностей и времени часами «оппонировать» власти в социальных сетях. Произошел разрыв управленческого и силового уровней протестности, — считает эксперт.
Кроме того, в этот период были отработаны и другие (менее масштабные) инструменты — в том числе и блокирование независимых интернет-сайтов, введение нормы о «клевете», активно обсуждаемая сегодня инициатива о блокировании негативных для власти информационных сообщений в принципе. Но эти процессы — уже инерция тех изменений, которые произошли ранее.
— Учитывая все это, представляется, что текущие действия репрессивного характера находятся в давно определенных (с 2012—2013 годов) жестких рамках внутренней политики. Они не демонстрируют ничего оригинального: блокирование независимых сайтов — это всего лишь использование ресурса спецслужб одной внутриэлитной группой для подавления другой внутриэлитной группы; ликвидация КПК — это завершение давно начавшегося процесса в отношении контрэлитных структур. Можно согласиться, что Ак Орда обеспокоена ухудшением ситуации в экономике, но только лишь потому, что это обостряет конкуренцию ведущих политических «тяжеловесов» в борьбе за активы. Социального измерения эта озабоченность еще не приобрела в силу пока сохраняющегося доверия президента силовикам. Нынешний кризис рассматривается в Астане как своеобразный тест на дееспособность выработанной ранее модели поддержания внутриполитической стабильности.
Также предложенная репрессивная модель отвечает объективным условиям приближающегося транзита верховной власти в стране. Это вовсе не означает, что уже определена некая конкретная дата — просто сформировался негласный консенсус между президентом и ведущими внутриэлитными группами относительно целесообразности жесткого внутриполитического курса, и его обеспечивающих инструментов. Президент рассчитывает таким образом гарантировать неограниченное избрание на высший пост. А ведущие игроки — главные претенденты на статус «преемника», — что смогут с помощью этой отлаженной репрессивной машины выдавить из страны менее удачливых конкурентов после завершения транзита. Возможные парламентские выборы в рамках данного сценария также представляются лишь «частным случаем», стресс-тестом для системы, — заметил г-н Казначеев.
В общем, происходящее — вполне ожидаемо и укладывается в логику всего политического пути, пройденного Казахстаном с 1991 года. Учитывая сегодняшнее состояние казахстанского общества, скорее всего, когда придет главное время транзита верховной власти, все получится так, как предполагают в Астане. Это, что называется, «в моменте». Вопрос в том, что будет потом.
Юрий Мизинов на своей странице в Фейсбуке, обращаясь к неизвестным блокировщикам своего сайта, написал: «…А вот когда ДРУГИЕ придут, которых вы не хотите замечать, ввиду своего слабоумия, то мало вам не покажется. А ОНИ уже здесь…» Не знаю, кого имел в виду под «другими» г-н Мизинов. Но у меня есть свой вариант ответа на этот вопрос.
Правила комментирования
comments powered by Disqus