Недостаточность человеческого капитала - главное препятствие в развитии Казахстана, и никакой рост ВВП тут уже не поможет. До тех пор, пока страна сама не начнет готовить ученых и создавать продукты высоких технологий, она обречена на третьесортное существование в хвосте индустриального мира. Причем времени на то, чтобы успеть запрыгнуть в уходящий поезд, почти не осталось. Действовать нужно быстро, используя старые и проверенные методы. Именно об этом наше традиционное осеннее интервью с Чоканом Лаумулиным, доктором философии Кембриджского университета и научным сотрудником Кембриджского Центрально-Азиатского форума.
Переломный момент
- Казахстан – одно из немногих государств, в котором чудным образом сохраняются элементы второго мира (преимущественно в городах), хотя сам он скорее находится в третьем. Как можно сохранить статус страны второго мира?
- Сразу хочу внести пару уточнений. Во-первых, концепция «второго мира» не совсем верна. Изначально были два первых мира, которые сохраняли паритет, а понятие «третий мир» ввели позже как дополнение к двум системам. Кстати, благодаря успешному развитию СССР и появился в западном дискурсе применительно к странам третьего мира термин «модернизация» (ранее этот процесс называли «вестернизацией»). Модернизация – это как раз то, в чем сегодня нуждается Казахстан и о чем пойдет наш сегодняшний разговор.
Во-вторых, сейчас вообще нет «чистой» страны, в которой бы сохранялись элементы только первого или только третьего мира. К примеру, тот же Лондон некоторые исследователи называют «первоклассным городом в стране третьего мира». А если вы взглянете на США – самое богатое государство в истории, то увидите, как десятки миллионов американцев элементарно не могут получить первичную медицинскую помощь из-за отсутствия страховки. Я уже не говорю об огромном количестве нищих и имущественном неравенстве.
То есть концепция создания «золотого миллиарда», которая была достаточно популярной еще десятилетие назад (до кризиса 2008 года), полностью себя исчерпала. Оно и понятно: идея построить окруженный высокими заборами рай – утопична. Все-таки глобализация предполагает движение во все стороны. Нельзя просто игнорировать менее развитые страны и при этом пытаться осуществлять культурный обмен, обмен знаниями.
Сегодня мир переживает переломный момент, и он беспрецедентен. Во-первых, с демографической точки зрения – никогда еще человечества не было так много. Еще каких-то полвека назад людей на Земле насчитывалось 3,5 миллиарда, а сегодня уже 7,7 миллиарда! Во-вторых, никогда еще человечество не жило так хорошо - базовый уровень даже в странах третьего мира поднялся невероятно. Чистая вода, более-менее доступные еда, первичное здравоохранение и растущая продолжительность жизни стали для них нормой. Конечно, еще не везде и не всегда, но, по сути, голод как глобальная проблема уже прекращает свое существование.
Самое интересное, что этот глобальный рост привел к небывалой урбанизации. Сейчас она идет полным ходом и меняет традиционные культуры, которые были основаны на сельскохозяйственном образе жизни, а в случае с казахами – на кочевом. Хотя впервые превышение численности городского населения над сельским в Казахстане показала перепись еще 1979 года. Правда, тогда этот процесс охватывал все города, которые развивались, а сегодня концентрация людей происходит лишь в нескольких крупных мегаполисах.
Но в любом случае можно говорить о том, что впервые за всю свою историю казахи стали урбанизированной нацией, и это не может не изменить наши традиции, образ жизни, культуру и даже язык. К примеру, некоторые казахские обычаи уже претерпели трансформацию, поскольку в исконном виде их сложно воспроизвести в городских условиях. И это живой процесс, который активно происходит с нами, но которому мы пока не можем дать адекватной оценки.
Кадры решают все
- И все-таки, в чем принципиальная разница между этими мирами?
- Важная разница между устройствами обществ в первом мире и странами, входящими в третий мир (к коим относятся все нации бывшего Советского Союза), заключается, прежде всего, в состоянии науки и образования. Если говорить конкретно о Казахстане, то и с тем, и с другим, буду называть вещи своими именами, дела на сегодняшний день обстоят плачевно. А ведь когда-то мы находились в первых рядах! К примеру, с середины 1970-х и почти до середины 1980-х в нашей республике был один из самых высоких в мире уровней соотношения между количеством научных работников и количеством населения.
Советское развитие всегда делало особый упор на науку и образование. Каждый четвертый научный работник в мире был советским. По количеству инженеров СССР догнал США в 1967 году, а потом стал превосходить. По признанию легендарного инженера НАСА Лероя Спирмана, в 1982 году СССР выпустил в шесть раз больше инженеров, чем Штаты - 300 тысяч против 50 тысяч.
Столь безусловное доминирование, естественно, вызывало огромнейшее беспокойство в политических, экономических и научных кругах США (в интернете и академической литературе можно найти массу рассекреченных докладов ЦРУ и НАСА об этом).
Сегодня Китай очень успешно имплементирует советскую модель инновационного развития и взаимодействия трех сфер – государства, промышленности и академии, хотя в самом начале своих реформ, в 1979-м, имел еще неразвитую промышленность и фрагментированную систему научного знания и образования. А именно научные исследования развивают и определяют современную экономику, но никак не наоборот (об этом я говорил в прошлых интервью).
Я затрудняюсь сказать, сколько сегодня в Казахстане научных работников, но даже невооруженным глазом видно, что ситуация аховая. И речь не идет о каких-то значимых открытиях и нобелевских премиях. Наука - это, прежде всего, система создания нового знания, на котором базируется вся инновационная цепочка и в конечном итоге создается экономика, а также система подготовки компетентных управленческих кадров. Научные кадры несут огромный социально-экономический эффект. Ведь они необязательно занимаются только наукой, они также идут в управление, в бизнес, в систему подготовки других кадров и т.д., и это бесценный источник экспертизы.
Кстати, в нынешней элите Казахстана очень заметны выпускники знаменитой РФМШ, как пример. Или вот, немногие знают, что один из основателей российской компании «Яндекс» ныне покойный Илья Сегалович – тоже выпускник этой замечательной алматинской специализированной физико-математической средней школы. Сегодня много говорят о цифровизации и искусственном интеллекте, однако для успешного развития в этом направлении необходимо задуматься о возрождении математической школы в Казахстане. Это именно та дисциплина, склонность к которой чаще всего и демонстрируют наши успешные студенты за рубежом, включая Кембридж.
- Вы сказали о научных кадрах как о потенциальном источнике экспертизы. А чем чревато ее отсутствие?
- Сегодня часто возникают ситуации, когда, пытаясь освоить какую-нибудь новую технологию, которую нам предлагают, мы просто не знаем, куда обратиться за советом. У нас в принципе нет системы оценки знания, полученного извне, нет научной базы, нет научной экспертизы. В результате мы вынуждены идти на поводу у зарубежных консалтинговых компаний, не совсем понимая, что они нам рекомендуют. Мы даже не имеем возможности отличить плохого эксперта от хорошего. Хотя золотое правило любого технологического трансферта заключается в том, что ты должен быть настолько развит и подготовлен, насколько развит и подготовлен твой источник импорта (это касается любой отрасли).
Такая ситуация еще простительна для стран третьего мира, которые только стремятся стать более развитыми, но крайне непростительна для тех стран, которые еще недавно все это имели и делали. Поэтому, безусловно, возрождение научной базы для Казахстана является вопросом фундаментальным.
У известного экономиста Джона Кеннета Гэлбрейта (о котором я как-то уже упоминал) была теория, заключающаяся в том, что мировое развитие движимо не столько политическими системами или заговорами, сколько глубинными техноструктурами, которые представляют собой длинные технологические цепи, проникшие во все поры общества. Они понимаются и создаются людьми, которые, потратив годы и десятилетия, сформировали особый тип и глубину мышления, ассоциирующегося с фундаментальным, включая политехническое, образованием. Известна даже его шутка: «при капитализме человек эксплуатирует человека, при социализме все происходит наоборот».
Другими словами, важно понимать, что без наличия компетенции никакие политические и экономические реформы сами по себе не дадут результата. Тем более это актуально сейчас, в эпоху высоких технологий, без которых наша жизнь уже немыслима. Как я говорил, в обществе должна быть определенная страта людей, которые понимают, как эти технологии устроены, как их можно адаптировать к нашим условиям и как развить дальше. Это глубоко иерархичная и вертикальная структура знания, где каждое предыдущее знание подпирает последующее, и без этого пошагового познания невозможен переход на другой уровень. То есть нельзя просто взять и с нуля перескочить в другое состояние.
Вне зависимости от политической и экономической модели, ярлыков про капитализм и социализм, весь индустриальный или постиндустриальный базис определяется лишь научно-технологическим и культурным развитием – и ничем другим, тем более классовой борьбой. Эта философия глубоко укоренилась в развитых странах и составляет основу их взгляда на мир, их интеллектуального багажа. А из казахстанского социума она, увы, активно вымывается…
Вернуться, чтобы выжить
- С какой дисциплины вы бы начали «возрождение», будь такая возможность?
- Отец школы советской физики Абрам Иоффе писал, что «все формы промышленности - это не что иное, как различные разделы физики или химии, применяемые и эксплуатируемые в больших масштабах». С этого и следует начинать. Тем не менее, на мой скромный взгляд, самым нашим обидным «достижением» является потеря школы геологических наук.
Для девятой территории в мире, наверное, нет более важных дисциплин, чем науки о Земле. И это при том, что именно горно-металлургическая и нефтегазовая база формирует большую часть ВВП Казахстана, и только благодаря ей мы стали второй экономикой в СНГ, в полтора раза опередив даже Украину, чье население на момент распада СССР было несопоставимо больше.
Да, наши природные ископаемые, в какой бы степени переработки они ни находились, имеют большой спрос в мире, но мы ведь даже точно не знаем, что продаем, поскольку недостаточно анализируем с точки зрения науки. Лично я уверен: там скрываются огромные потенциалы для увеличения капитализации отрасли даже в ее нынешнем состоянии. Да и наращивание добычи полезных ископаемых невозможно без соответствующего уровня фундаментальных и прикладных исследований.
Этим науки о Земле, естественно, не ограничиваются. Скажем, никто не отменял важность науки о землетрясениях, включая сейсмологию. Это животрепещущий вопрос чуть ли не для половины населения Казахстана – для тех, кто живет в южных регионах. Как говорил мой коллега профессор Джеймс Джексон, недавний глава департамента наук о земле в Кембриджском университете, война, голод, эпидемии, терроризм могут и не случиться, а крупные землетрясения точно будут происходить.
А это значит, что мы обязаны тщательно изучать то, от чего можем умереть, чтобы иметь возможность минимизировать смертельные и разрушительные риски, как это осуществляется во всех развитых и некоторых других странах – например, в Турции или Чили. Любопытно, что Великобритания, не будучи страной с первичными рисками землетрясений, тем не менее накопила один из самых глубоких уровней компетенции, экспертизы и знания в этом направлении.
К сожалению, похожее печальное состояние дел в той или иной степени наблюдается практически в любой дисциплине. И здесь рецепты достаточно универсальны. Нужно коренным образом менять наши подходы и ставить целью достижение нормального, а не показного результата, который не ограничивался бы только количеством презентаций, выставок и конференций. Последние не заменят плодотворной научной работы.
- А что бы вы посоветовали в плане производства? Какая казахстанская продукция могла бы стать конкурентоспособной на мировом рынке?
- Я неоднократно говорил, что традиционные экономические подходы неприменимы к Казахстану. Наш климат и особенности формирования рынка труда делают любой товар дорогим, а его транспортировка, учитывая географическое положение, съедает любую потенциальную прибыль. Единственное рентабельное для нас направление – это продукты высоких технологий. В них заложена очень высокая маржа, которая позволит с легкостью компенсировать транспортные расходы. Сейчас мы находимся в самом низу мировых технологических цепей.
Все остальные отечественные производства, повторюсь, будут неконкурентоспособны на мировом рынке. Ну, кроме разве что сельского хозяйства до какой-то степени, но ведь и его развитие требует развитой научно-исследовательской базы, позволяющей внедрять новые методы, культивировать и поддерживать новые и старые сорта культур или животноводческих пород, сертифицировать продукцию для доступа на мировые рынки и т.д. Пока мы не в состоянии это делать, поскольку у нас не осталось ни одной нормальной научной лаборатории. Вопрос суверенитета любой страны – это, в первую очередь, достижение определенного уровня науки и технологий.
Вспомните академическую улицу Красина (ныне Валиханова) в Алматы – это был мини-Кембридж с десятками лабораторий, занятых обширнейшим спектром научных исследований. Огромную роль в формировании такой культуры играли и многочисленные институты гуманитарных направлений, без которых тоже немыслимо развитие комплексной научной мысли. Отличительная черта таких центров во всем мире – это особые умиротворяющие атмосфера и среда, способствующие развитию мысли и обмену информацией, междисциплинарным знанием. В идеале нам надо возродить все эти научно-исследовательские институты.
- Мы находимся между крупными государствами с состоявшимися научно-технологическими системами. Как можно выжить в таких условиях?
- Как я уже сказал, нам нужно искать свои ниши, и они должны быть достаточно новационными. Для этого мы, несомненно, обладаем необходимыми ресурсами и потенциальным человеческим капиталом. Не устаю повторять: мышцы и нервы нашей системы еще помнят, что такое быть в первом мире. И мы должны сделать все, чтобы туда вернуться. Кстати, в предыдущие годы Казахстан уже демонстрировал динамичные, пусть даже и спорные, экономические подходы - будь то пенсионная реформа, банковская сфера и т.д. Это как раз таки доказывает, что можно добиваться определенных успехов. Сейчас страна нуждается именно в новых, но научно выверенных идеях.
Пока же мы находимся в безвременье, движемся непонятно куда и зачем. Пора положить конец этому полуживотному существованию, напрячь силы и сформировать общественно-политический консенсус элит и социума в отношении всех этих вопросов. Благо в Казахстане никогда и ни у кого (от рядового члена общества до самых верхов) не вызывали возражений идеи развития науки. А это уже полдела.
Следует смело признать, что уничтожение Академии наук было ошибкой. Но совершенно необязательно ее восстанавливать в той форме, в какой она существовала в советское и постсоветское время. Главное – соблюсти идею, философию, подходы. И для этого не нужно проводить колоссальных экспериментов, измочаливая и трансформируя всю систему. Достаточно начать с одного или нескольких участков, пробовать разные формы. К примеру, на мой взгляд, очень правильной изначально идеей был запуск «Назарбаев Университета». Еще более правильным решением будет расширить этот опыт.
Увы, сегодняшние отчисления на НИОКР в размере 0,16% от ВВП (или даже меньше) просто смехотворны, на них особо не развернешься. Без массивного наращивания бюджетных ассигнований на развитие науки и образования бессмысленно даже говорить о переходе в клуб более развитых стран. В этом плане прозвучавшее в июльском интервью заявление Касым-Жомарта Токаева о намерении увеличить ежегодные расходы ВВП на науку и образования до 5% - очень серьезная заявка, которой надо следовать.
Свободу ученым!
- Как вы предлагаете расширить опыт «Назарбаев Университета»?
- Как я уже говорил, только развитие науки может оживить отечественную экономику. Наука и образование есть точка роста, вокруг которой формируется новая промышленность и сельское хозяйство через новые технологии и инжиниринговые центры. Наглядно увидеть, как это работает, можно в Кембридже или в любом другом западном лидирующем университете, на территории которого расположены инжиниринговые центры крупнейших мировых корпораций. Последние четко понимают, что только фундаментальная наука может обеспечить их новыми знаниями, новыми кадрами и экспертизой, и что это самый естественный путь развития инноваций.
Мы могли бы взять этот опыт на вооружение, тем более что мировые научные центры готовы сотрудничать с нами. При определенных условиях и правильных подходах Казахстан, наверное, уже давно бы поглотил до дюжины научных многопрофильных лабораторий среднего размера, созданных при помощи ведущих университетов самых разных стран – от США и Британии до России и Китая.
Эти лаборатории осуществляли бы научно-изыскательские (главным образом, экспериментальные) работы по переднему краю науки с ведущими учеными мира, включая Кавендишскую лабораторию (Департамент физики) Кембриджского университета, как пример; вели бы обучение и подготовку аспирантов и осуществляли бы инновационную деятельность, в которой уже есть готовые к запуску проекты (например, в криогенике).
В среднесрочной перспективе подобные проекты даже способны выйти на уровень самоокупаемости, в основном за счет сертификации, в том числе и международной. Многие из западных корпораций, оперирующих в Казахстане, испытывают острый спрос на подобного рода высокотехнологичные услуги и тратят на это в год десятки миллионов долларов. Запуск такого проекта - вопрос зрелости государства и компетентности осуществления индустриальной политики.
Безусловно, опыт «Назарбаев Университета» показал, что если мы хотим получить что-то правильное, то не должны включать это в общую бюрократическую систему управления. Я не говорю о полной неподконтрольности – речь идет о достаточной автономности.
- А какой должна быть в идеале политика властей по отношению к науке?
- В любой стране власть имущие испытывают дискомфорт от взаимодействия с наукой, ведь им приходится финансировать то, в чем они не разбираются и что не приносит немедленных практических результатов. По сути, это удовлетворение любознательности ученых за государственный счет. Но если в развитых странах понимают, что для получения прикладных решений необходима полная научная база, то в остальных – нет. Даже сами ученые, сделавшие какие-то открытия, не имеют представления, принесут ли они практические результаты в обозримом будущем.
К примеру, еще в 1930-е годы считалось, что ядерная физика не несет в себе никакой прикладной составляющей. Тем не менее такие исследования финансировались всеми крупными игроками, хотя это весьма дорогостоящее занятие. Результат известен: сегодня мир немыслим без ядерных технологий, и, даже больше, вся мировая геополитика базируется на ядерном балансе. И во многом благодаря этому балансу человечество сегодня живет так хорошо, поскольку не ведет массовых войн, в которых бы погибали десятки и сотни миллионов людей.
Это значит, что в первую очередь мы должны избавить наших ученых от бюрократического давления. Сегодня те немногие научные кадры, которые у нас остались, буквально завалены формальной работой – бесконечные отчеты, запросы, интриги, ненужные статьи, которые пишутся только ради цитируемости. У них не остается времени на то, чтобы просто подумать.
А ведь мысль требует серьезных временных затрат. Поэтому нам нужна более продуманная и гибкая политика, в которой важно соблюдать не букву, а дух правильного подхода. Это в том числе эффективная перекрестная система оценки и аттестации кадров, научных публикаций и степеней, создание своих академических изданий, подготовка и создание инфраструктуры для появления нового человеческого капитала, способного решать все задачи развития.
Динамично развивающаяся система науки и образования оказывает огромный оздоровляющий эффект на все общество. Те же ученые и инженеры, живя в социуме и делясь своими знаниями и идеями, во многом формируют определенные культуру и ценности. Не случайно же науку считают моральным авторитетом в любом обществе. Те функции, которые раньше выполняла религия (с точки зрения общественной морали и этики), сегодня в развитых странах взял на себя научный мир.
Нельзя также забывать, что наука - это важный дипломатический инструмент. Согласно Петру Капице, великому советскому и кембриджскому физику и инженеру, история неизменно демонстрирует, что те страны, которые имеют значительное международное влияние, имеют, прежде всего, развитую науку. Именно она помогает сближать общества и страны.
Даже во времена серьезных конфликтов научный мир всегда един - ученые продолжают коммуницировать между собой и формировать повестку дня. Они как бы живут в одном поле и говорят на одном языке. И нам важно вернуться к этому языку, к этой философии, к этой методологии и начать двигаться. Это вопрос выживания. И, вероятно, сейчас один из последних благоприятных моментов, когда это можно еще сделать, поскольку исчерпание нынешней модели может произойти одномоментно, не оставив времени на новую самоорганизацию.
Правила комментирования
comments powered by Disqus