Российский политолог о борьбе с COVID-19 в регионе

Андрей Серенко, ведущий эксперт российского Центра изучения современного Афганистана: о политической «борьбе» с коронавирусом и манипуляции общественным мнением в Центральной Азии.

- Количество зараженных коронавирусной инфекцией в нашем регионе продолжает расти довольно быстрыми темпами, несмотря на то, что в Таджикистане и Туркменистане пока нет ни одного больного этой болезнью. Андрей, может быть, истинная динамика распространения коронавируса в регионе неизвестна по причине отсутствия точных данных о зараженных, массового тестирования, закрытости информации?

- Статистика жертв коронавирусной инфекции в Центральной Азии, безусловно, не может не тревожить. И не только потому, что продолжает расти количество больных COVID-19 в Узбекистане, Казахстане и Киргизии, но и потому, что скрывается соответствующая информация властями Таджикистана и Туркменистана. Очевидно, что в этих республиках просто не может не быть хотя бы одного заболевшего. По неофициальным данным, например, еще в марте в Душанбе умерли двое мужчин, вернувшихся из Китая. (Материал готовился до недавнего случай смерти от коронавируса в РТ – примеч. редакции)

Вряд ли с тех пор в Таджикистане не появилось новых инфицированных. Впрочем, пока ситуация с «короной» в большинстве центрально-азиатских республик, как, кстати, и в России, остается достаточно спокойной – количество смертельных случаев от этой болезни не дает оснований для массовых панических настроений. Конечно, возможно, что мы просто еще не достигли пика заболеваемости и впереди еще вероятны неприятные сюрпризы, но в настоящее время коронавирус в Центральной Азии не принес столько бед, как, например, в Иране. Будем надеяться, что и не принесет.

- Наши страны сейчас несут большие экономические потери от карантинных мер и прочих ограничений в связи с коронавирусом. Ограничена деятельность больших масс людей, включая тех, кто раньше приезжал работать в крупные города, находящиеся сейчас на карантине. В результате миллионы людей остались без единственного источника доходов. Андрей, учитывая низкое качество наших экономик, неужели наши власти вынуждены были вводить такие драконовские меры борьбы с коронавирусом? Ведь в некоторых странах мира нет таких жестких мер, там власти преимущественно поддерживают свои системы здравоохранения, призывают людей соблюдать гигиену, держаться на дистанции друг от друга.

- Как показали первые месяцы 2020 года, есть разные модели реагирования на коронавирусный вызов. Одни ориентированы на пробуждение сознательности при минимальных административных ограничениях, другие, напротив, делают ставку на полицейские меры, не очень доверяя несовершенной человеческой природе. Жесткие административные и полицейские меры – это признак обычной административной паники, неуверенности властей в эффективности своих систем здравоохранения, проявление недоверия к своим и чужим гражданам. В конце концов, чиновники тоже люди, и им также бывает страшно. В том числе за свои должности и оклады, и ради гарантий их сохранности они готовы, скорее, «перебдеть», чем «недобдеть».

Кроме того, на мой взгляд, власти в республиках Центральной Азии во многом ориентируются на российский и китайский опыт реагирования на коронавирус. А Москва и Пекин пошли как раз по пути жестких административных решений, «шоковой терапии», правда, конечно, с очень разной степенью жесткости. Китайцы тут явно обогнали россиян… Думаю, скоро в центрально-азиатских государствах начнется процесс пересмотра карантинных режимов в сторону их большей либерализации. Если, разумеется, статистика заболеваний и смертности от COVID-19 не будет вызывать тревоги.

- Во многих постсоветских странах пандемию коронавируса объясняют разными причинами, в основном похожими на теории заговора – о том, что это рукотворный вирус, инструмент манипуляции общественными настроениями. Как бы то ни было, но коронавирус для авторитарных режимов стал манной небесной в русле ограничения разных прав своих граждан, особенно их передвижений, скоплений. Андрей, что можете сказать насчет всего этого?

- Конечно, у административных реакций на COVID-19 есть очень сильная политтехнологическая составляющая. Она стала особенно очевидна после того, как российские и центрально-азиатские власти поняли, что катастрофы, похоже, не произойдет, но есть возможность потренировать население и элиты, провести своеобразные супер-учения гражданской обороны. А заодно и встряхнуть свои политические системы, резко усилить полномочия исполнительной власти, под благовидным карантинным предлогом загнать в квартирные гетто оппозиционных лидеров и активистов.

Мы видим, например, как сегодня в Москве полностью исчез политический уличный протест – не только массовый, но даже индивидуальный. Похожая ситуация складывается и в республиках Центральной Азии. Думаю, коронавирусный вызов будет использован правящими элитами на постсоветском пространстве для перезагрузки своих политических систем, для совершенствования моделей социального контроля и управления протестными настроениями.

- В этой связи, Андрей, также хотелось бы знать Ваше мнение относительно того, как вообще работает система манипуляции общественным мнением, социальным сознанием в Центральной Азии? Многие в наших обществах уже начинают понимать, что разные резонансные «события» всего-навсего режиссируются властями для манипуляции общественными настроениями, переключения внимания общественности с политических проблем на вопросы примитивного морально-этического характера и т.п.

- Технологии манипулирования общественным мнением достаточно типичны и универсальны. Какие-то местные нюансы, характерные для конкретных государств и сообществ, конечно, учитываются профессионалами, но, в принципе, я не вижу больших отличий в организации манипулятивных кампаний в России, Казахстане, Киргизии, Узбекистане, Таджикистане…

Коронавирус позволяет создать новую универсальную матрицу для манипулирования общественным мнением, в основе которой будет лежать самый первый уровень «пирамиды потребностей» Абрахама Маслоу – физическое выживание и безопасность. В рамках этой матрицы гражданам можно начать ненавязчиво объяснять, что глупо требовать более высокую зарплату, более качественного уровня жизни, соблюдения прав и свобод, когда вы сами и ваши близкие можете уже завтра умереть от неизвестного и страшного вируса…

При формировании соответствующих психологических и эмоциональных «якорей» можно добиться того, что страх за жизнь и здоровье станет социальной сверхдоминантой, которая станет определять и содержание политических процессов. Карантинная демократия – это реальность сегодняшнего дня, причем ее социальная база может оказаться неожиданно широкой.

Карантин – идеальная технология управления социальными энергиями, в том числе и протестными. Думаю, в правящих группах постсоветского пространства это уже поняли. Теперь наступает этап конвергенции – максимально эффективного слияния социальных и политических практик докарантинной эпохи с карантинными административными достижениями, чтобы обеспечить сохранение режима карантинной демократии в межвирусный период (жизнь от одного вируса до другого). И здесь господствующие политические группы явно опережают в политтехнологическом отношении, как неорганизованные социальные сообщества, так и оппозиционные группы.

- Как думаете, в таких условиях возможно ли, что в ближайшие годы в наших странах начнет формироваться гражданское общество? Есть мнение, что у нас уже сейчас есть довольно значительно количество граждански мыслящих людей. Но на самом деле, думается, что подавляющее большинство этих людей не имеют в своем внутреннем мире демократические, гражданские ценности, установки.

- Боюсь, что гражданское общество в его западном понимании в России и республиках Центральной Азии сформируется не скоро. Даже вне вирусного контекста наши государственные и политические системы вступают в период большой турбулентности. Это связано с выходом на историческую сцену нового, постсоветского поколения людей, с начавшимся транзитом власти и сменой поколений элит. В такой ситуации еще больше возрастает запрос на максимально эффективное внешнее управление большими социальными сообществами.

Практики такого управления могут быть грубыми или деликатными, ориентироваться на мягкую силу или открытое подавление инакомыслия. В любом случае они будут настроены на подавление несанкционированной общественной инициативы, на провоцирование социальной фрагментации и атомизации под публичные лозунги «национального единства».

Другими словами, в элитах переходного периода вряд ли появится запрос на формирование полноценного гражданского общества. Скорее, усилится запрос на построение «карантинного общества», с его максимально простыми запросами, потребностями и манипулятивной уязвимостью. Боюсь, что этот процесс и этот запрос могут растянуться на ближайшие десять лет. Ну, а потом – посмотрим.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram