Чем запомнились первый день Великой Отечественной войны и день Победы современникам? Что отложилось в их памяти на долгие годы? «Известия» публикуют воспоминания известных актеров, писателей, композиторов, которыми они в разные годы делились с изданием. Многих из них уже нет с нами.
Ирина Антонова: Президент ГМИИ имени Пушкина. 22 июня 1941 года ей было 19 лет.
«Было ощущение: вступаем в героическую эпоху»
— В конце июня 1941 года я сдала последний экзамен в институте по литературе — тогда я как раз закончила первый курс. Мы пошли гулять по Москве и поэтому на следующее утро долго спали. Нас разбудили соседи, которые постучались в дверь и сказали, что началась война. Я испытала тогда не чувство страха… А чувство огромного волнения, даже душевного подъема.
Это может показаться кому-то странным и даже смешным, но было ощущение, что мы вступаем в героическую эпоху, в масштабные времена, когда можно проявить себя. Мы действительно любили свою страну и хотели сделать для нее что-то. Начали звонить в институт, мама — на работу (ведь это был выходной), сначала было непонятно, что происходит. Но атмосфера сразу стала военная, на Покровском бульваре стояли танки.
Леонид Шварцман: Художник, режиссер-мультипликатор, создатель образа Чебурашки. 22 июня 1941 года ему был почти 21 год.
«Руки примерзали к металлу»
— В то время я жил в Питере и учился в школе при Академии художеств. Там же жила и моя сестра со своей семьей. Днем 22 июня, когда я находился на даче и писал на пленэре какой-то этюд, по радио сообщили, что немецкие войска без предупреждения напали на Советский Союз, разбомбили Минск, Киев и другие города. Так мы узнали о начале этой большой и страшной войны.
Так как я жил практически один, то необходимо было подумать о своей дальнейшей судьбе. Поэтому в качестве ученика токаря я поступил на Кировский (бывший Путиловский) завод, который стал выпускать танки. Проработал там примерно до ноября 1941 года, затем вместе со всеми сотрудниками предприятия был эвакуирован в Челябинск на тракторный завод (ЧТЗ), куда мы добирались больше месяца в очень тяжелых условиях, полуголодные. Это была самая страшная и тяжелая зима не только потому, что нам приходилось работать в холодных цехах, где руки примерзали к металлу, но еще и потому, что советские войска отступали.
Георгий Данелия: Режиссер. 22 июня 1941 года ему было почти 11 лет.
«Наша задача была — поймать Гитлера»
— Я хорошо помню этот день. Мы на лето поехали с мамой в Тбилиси и с моей теткой, братьями и сестрами жили в деревне Дигоми. Сейчас это уже район Тбилиси, а тогда — дикая деревня, по ночам шакалы выли.
И вот 22-го приехала мама, и все стали говорить, что началась война. Но мы, дети, так обрадовались! Потому что до этого мы смотрели хронику «Если завтра война». И мы знали, что или завтра, или послезавтра мы победим. И наша задача была — поймать Гитлера. Кто-то пустил слух, что Гитлер в Тбилиси скрывается. И все ходили и смотрели: а может быть, это Гитлер? Так я помню начало войны. Как что-то радостное.
Да, мы были маленькими, но и в этом возрасте уже знали, кто такой Гитлер. Сразу появились карикатуры — такой ма-а-а-ленький Гитлер. Совсем маленький-премаленький. И у него малюсенькая обезьянка Геббельс, его рисовали как мартышку. А про Гитлера мы знали, что у него усы и челка.
Ирина Ракобольская: Начштаба 46-го Гвардейского Таманского полка ночных бомбардировщиков, «ночная ведьма». 22 июня 1941 года ей был 21 год.
«Когда закончилась речь Молотова, я заплакала»
— 22 июня мы сидели дома у моей подружки Лены Талалаевой и готовились сдавать экзамен по теоретической физике. Это ведь было время сессии, конец третьего курса. Вдруг позвонил один мой приятель и говорит: «Девушки, включите радио, сейчас будет говорить Молотов. Кажется, о войне с немцами». Мы включили радио и услышали речь Молотова о том, что немцы напали на Советский Союз. Когда она закончилась, я заплакала.
Вышел Ленкин отец (он был известный врач, профессор, доктор наук) и говорит: «Что?» Я отвечаю: «Вот, война началась». И мы поехали в университет на Моховую. Там в большой аудитории собралась вся молодежь — комсомольцы, некомсомольцы, после заявления Молотова приехали все. На собрании мы приняли решение: признаем себя мобилизованными партией и правительством. Мы же уже взрослыми были, поэтому родителей не спрашивали.
Владимир Этуш: Актер. 22 июня 1941 года ему было 19 лет.
«Я увидел немецкую машину с флагом»
— Как я узнал о начале войны? Я не узнал, я увидел. Мы с друзьями из Щукинского училища шли по улице и вдруг увидели немецкую машину — на ней флаг был немецкий. Она ехала на огромной скорости. Какая у нас была реакция? Мы растерялись, не поняли, почему здесь оказался немецкий автомобиль да еще мчится на такой скорости. Ну, а потом выяснилось, что это ехал немецкий посол, чтобы вручить Молотову ноту об объявлении войны. А когда я пришел домой, мама мне сказала, что началась война.
Ну, а потом уже всё закрутилось. Как дома всё это обсуждалось, я, к сожалению, уже не помню. Это было очень давно. Но мама сказала: «Вот, война началась». А потом уже объявляли в эфире.
Василий Лановой: Актер. 22 июня 1941 года ему было семь лет.
«Страшно не было. Было интересно — столько самолетов увидеть»
— Я плохо помню те события. Мне было семь лет. Помню только, что мы с сестрами ехали на Украину, на нашу родину. Мама отправила нас на лето к бабушке с дедушкой. Поэтому о том, что началась война, я узнал на станции «Абамеликово». Мы ехали без родителей, нас везли кондукторши. Сошли мы 22 июня в пять утра на станции «Абамеликово», это между Одессой и Винницей. А там уже летели самолеты бомбить Одессу. Так я и узнал, что это война. Страшно не было. Было интересно — столько самолетов увидеть.
А вернулись назад мы в 1944 году. Три года с нами не было матери. Она должна была приехать через две недели, но не приехала. Потому что осталась работать на химическом заводе. И чуть ли не на второй день там стали разливать противотанковый «коктейль Молотова».
Все эти три года мы жили с дедушкой и бабушкой. Я и две сестры. Четырех, семи и десяти лет. Мне было семь. Три с половиной года так жили. Вот такие вот дела.
Олег Табаков: Актер. 22 июня 1941 года ему было почти шесть лет.
«Мне стало казаться, что за каждым кустом сидит немец»
— Мне было неполных шесть лет. И я был единственным ребенком в семье. Родители, тридцати с чем-то лет, поехали отдыхать к близлежащим к городу зеленым насаждениям. Всё было радостно, весело, солнце сияло.
А потом вдруг появился велосипедист с выпученными от ужаса глазами и сказал: «Что вы здесь делаете? Что вы здесь делаете? Война началась с немцами!» И после этого, как мне теперь вспоминается, солнце зашло за тучи и мне стало казаться, что за каждым кустом сидит немец.
Едва ли не первый раз в жизни я испытал страх. Буквальный страх за свою жизнь.
Отец ушел добровольцем на фронт, и начались сложности. Он был начальником санитарного поезда, был отрезан от основной группы, и были сложности с деньгами — аттестат к нам пришел спустя год с лишним после начала войны. Трудно было, голодно.
Владимир Дашкевич: Композитор. 9 мая 1945 года ему было 11 лет.
«Народ ликовал, веселился»
— 9 мая 1945 года была ветреная, но весенняя погода. Все вышли из квартир. Народ ликовал, веселился. Не то чтобы это на нас свалилось неожиданно. Мы проставляли флажки на картах, следили за тем, как советские войска движутся на запад, смотрели, как сжимается кольцо вокруг Берлина. Это было в каждой квартире. Но всё равно в тот день было очень яркое впечатление, что мы победили чуть ли не весь мир. Такое было настроение.
Для меня как для 11-летнего ребенка это выглядело как большая красочная демонстрация. Люди были в необычайно приподнятом настроении. И надо сказать, что мало кто пил. Это тот случай, когда на улицах пьяных не было совсем. Народ понимал, что это великий день. Нам в школе не задавали уроков — под это дело мы «прогуляли» дня три.
Иосиф Кобзон: Народный артист России. 9 мая 1945 года ему было неполных восемь лет.
«А тут я вдруг увидел улыбающиеся лица»
— 9 мая 1945 года я встретил в городе Славянске в Донбассе. Мне было девять лет. В девять утра услышал крики и шум в коммунальной квартире, в которой мы жили. К крикам в коммуналке я привык — периодически приходили похоронки. А тут я вдруг увидел улыбающиеся лица, заплаканные, радостные. Пришла мама. Я спросил: «Мамуля, что случилось?» Она говорит: «Сынок, просыпайся. Победа!»
Люди радовались, что война закончилась, что не будет больше похоронок. Вдовы плакали. А те, кто ждали своих мужей и сыновей, радовались, что могут надеяться вскоре увидеть их.
Обычно нам не позволяли гулять до наступления темноты из-за бандеровских банд. Но в тот день нам разрешили просто погулять — праздник есть праздник. Это было единственное развлечение, других не было. Ни угощений, ни праздничных столов — ничего этого тогда было.
Генри Резник: Адвокат, заслуженный юрист РФ. 9 мая 1945 года ему было без двух дней семь лет.
«Пришла мама и сказала: «Гарька, победа!»
— 9 мая 1945 года я лежал в саратовской больнице с дифтерией. Радости это, конечно, не приносило. Но я помню, какое было ликование в тот день. У всех были радостные светящиеся лица — даже у тех, кто в другие дни был неприветлив.
Пришла мама и сказала: «Гарька, победа!» Я ведь помню бомбежки Саратова в 1942 году, когда рядом шла Сталинградская битва. А блокадником не стал по счастливой случайности. Я родился в Ленинграде, но незадолго до войны отца назначили директором Саратовской консерватории.
Правила комментирования
comments powered by Disqus