Карантин продемонстрировал издержки коммерциализации госуслуг и деградацию общественных отношений.
Любое цивилизованное государство построено на теории общественного договора. Общество платит власти за его услуги налогами, а государство несет определенные обязательства — социальные, медицинские, образовательные и другие. Казахстанцы свои обязательства нести не перестали. Но как в рамках общественного договора государство исполняет свои? Карантин поставил множество вопросов — ответов до сих пор нет. Политолог Данияр Ашимбаев рассказал свое видение.
Медицина — фаворит
— Общественный договор – понятие идеалистическое. Надо учесть, что у нас своя специфика и свои реалии. Безусловно, государство выполняет определенные функции в обмен на платежи налогоплательщиков. Но значительная доля поступлений в бюджет сформирована за счет экспорта нефтегазовой и металлургической продукции и эти суммы значительно выше поступлений от физических лиц. Нефть и газ не являются де-юре государственными, но де-факто считаются чьими-то. И поскольку эти кто-то близки к правящей элите, понятно, что население в расчет особенно не принимается.
— Физические лица и получают от государства услуг в том объеме, в каком платят налоги?
— Государственные экономисты больше считают, что население является для государства дополнительной функцией к бюджетной политике. В той системе, которая у нас создана, оно существует в социальном дискурсе, а власть проводит свою политику в либеральном.
Давно уже втихую пошли разговоры о рентабельности государственных услуг — якобы они должны приносить определенную прибыль.
Характерный пример – медицина. Раньше все было государственным, за исключением отдельных стоматологий, потом параллельно стал развиваться частный сектор. Выяснилось, что это достаточно прибыльная отрасль экономики.
Государственное управление здравоохранением подразумевало подготовку кадров и развитие инфраструктуры, а это достаточно большие бюджетные расходы. И у медицинских чиновников к ним был интерес. Мы видим, сколько за хищения осуждено главврачей, начальников облздравов и чиновников минздрава. Воровали из бюджетных потоков на развитие здравоохранения.
Потом выяснилось, что какие-то системные либеральные реформы в системе проводить нужно. В свое время был создан Национальный медицинский холдинг, куда вошли несколько медцентров. Потом они оказались в ведении «Назарбаев университета». Какого-то видимого влияния на медицинскую науку или здравоохранение они не оказали. За исключением известного скандала с Кеном Алибеком, которого привлекли в качестве руководителя одного из подразделений медхолдинга.
Сбой системы
— Потом взяли курс на коммерционализацию сферы медуслуг.
— Да, такая концепция была в 2014-2015 годах – снова внедрить медицинское страхование, широко проводить приватизацию медицинских учреждений. То есть перевести медицину Казахстана на рыночные рельсы. Государство ввело понятие гарантированного объема бесплатной медицинской помощи, оплачивая общие услуги. Но при этом операторами этих общих услуг были не только государственные поликлиники, но и частные медцентры.
Государство, сокращая койко-места, закрывая больницы и приватизируя поликлиники, активно выпихивало население в ведение частного сектора.
Оно сняло с себя обязательства нести расходы по строительству больниц, их ремонту и закупке медоборудования. Но частный бизнес прежде всего ориентирован на извлечение прибыли. В принципе, не будь карантина, все это хозяйство могло и дальше спокойно функционировать. Но вспышка коронавируса показала, что система частной страховой медицины рассчитана не на кризисную, а на растущую экономику
И в ней нет резерва на борьбу с эпидемиями. Система дала сбой.
Мы видим, что в управлении отраслью остались специалисты не по здравоохранению, а по госзакупкам, стратегическому планированию и администрированию. И они принимали решения, исходя не из медицинских соображений, а из финансово-торговых.
Есть такая проблема, что у нас количество больных пневмонией и с отрицательным тестом на коронавирус практически сравнялось с количеством тех, у кого тест положительный. И каждый месяц мы слышим обещания о новой статистике.
В ситуации, когда от вируса страдают огромное количество людей, имея отрицательный результат, есть вопросы к тем, кто закупил некачественные тесты.
На них ушли миллиарды, а признать эту проблему государство сейчас не хочет. Пошли разговоры, что врачей на переправе не меняют, надо сплотиться, не надо сейчас искать виновных и так далее.
Сокращение отчетности
— Примерно также показала себя неготовность государства к нормальному процессу обучения в режиме карантина.
— Да, и никто не собирается искать виновных. Хотя именно кризис выявил все эти проблемы в образовании и здравоохранении. И в социалке тоже.
У нас много лет существует Министерство труда и соцзащиты населения. Но оно оказалось не в состоянии обеспечить нормальную статистику и методику начисления помощи по потере дохода. За время карантина правила начисления несчастных 42 500 успели поменять множество раз.
Понятно, что из-за потока заявок система зависала. Но методику-то можно было проработать качественно сразу, а не торопиться с известным результатом.
Все это очевидное свидетельство, что государство свои обязательства по теории общественного договора понимает по-своему. Оно считает, что любой чиновник знает проблему лучше остальных.
За последние 5-7 лет резко сократилась подконтрольность государственных органов. Были отменены паспорта бюджетных программ, в которых обозначались оператор, сроки и качество достигнутых показателей.
В госпрограммах отсутствует механизм какой-либо отчетности перед парламентом и населением. Любая госпрограмма заканчивается отчетом в канцелярию премьер-министра и администрацию президента. А реализована она или нет, никто даже формального пресс-релиза не делает.
Между тем бюджетных и госпрограмм десятки. Материалы Счетного комитета публикуются все реже и реже.
Материалы проверок государственного финансового аудита с февраля не публиковались вовсе. Если раньше были ежеквартальные сообщения с большими цифрами и вложениями, то постепенно они стали инфографикой или небольшими картинками.
Чиновник всегда прав?
— В которых простой человек ничего не понимает.
— Даже если председатель Счетного комитета выступает в парламенте, самих отчетов нигде в открытом доступе нет. Госаппарат стал сбрасывать с себя любые формы отчетности, проверок. А если какие-то проверки и идут, итоговой информации по ним нет.
И если парламент периодически строит исполнительную власть, то маслихаты вообще себя никак не проявляют.
О работе общественных советов, кроме алматинского, никто ничего не знает. Из года в год одни и те же проблемы. Кто бы ни руководил ТОО «СК-Фармация» и Фондом соцмедстрахования, скандалы возникают одни и те же. По госзакупкам регулярно вылезают ремонты офисов, покупка дорогих машин и всевозможные ненужные имиджевые мероприятия на миллионы.
Практически перестала идти работа с внешними экспертами. На все вопросы общественности отвечают квазигосударственные РГП и АО. Но кто в них работает, какова квалификация, и стоит ли такая работа миллиардного бестендерного финансирования, об этом речи даже не идет.
Госаппарат зациклился на своей правоте. На критику любой усредненный чиновник реагирует как на политический заказ со стороны конкурентов либо как на попытку кого-то утвердиться за его счет.
Но это не отменяет факта, что реальное большинство министерств и акиматов работают плохо. Например, у нас во дворе идет ремонт — меняют прошлогодний асфальт на свежий, не зараженный. Работа затянута, весь двор в грязи и пыли. И кто бы ни жаловался в строительную компанию, им отвечают, что акимат такой работой доволен.
Деградация отношений
— Отсюда и возник вопрос, такое государство действительно исполнительная сторона в общественном договоре?
— Наоборот, создается ощущение, что государство вообще забыло, что у него есть какие-то обязанности перед обществом. Решения принимаются волюнтаристски, а население считается ненужной социальной нагрузкой на финансовые потоки госаппарата. Общественным договором в такой ситуации и не пахнет.
— А не наша ли вина в этом, ведь это мы самоустранились от контроля? Каждый народ заслуживает ту власть, которую имеет.
— Коммерциализация жизни достигла максимальных пределов. В 90-е годы, когда цена нефти и не попахивала 30 долларами за баррель, все умели работать. Парламент мог себе позволить поднять голос не только на правительство, но и на президента.
Потом страну накрыло волной больших денег, которая избаловала всех, даже тех, кто был от нее максимально отдален.
Приведу пример. В каком-то условном населенном пункте скидываются всей родней, чтобы оплатить учебу отпрыска на медицинском или юридическом факультете. Когда у него начинаются проблемы с учебой, ему также собирают деньги на развод сессии и затем на покупку должности. А когда он приезжает в родное село лечить или работать прокурором, эта же родня не хочет такого специалиста. Хотя сама оплачивала его учебу.
Произошла массовая подмена понятий и деградация общественных отношений. Из системы выпала элементарная ответственность и взаимные обязательства. Уровень образования и культуры падает. В какой-то мере это основано на менталитете.
Но я склонен считать, что всему виной коммерциализация 90-х годов, которая проникла во все сферы. Возникла ситуация, при которой деградировали и государство, и общество. Общество не сильно требует, потому что понимает — механическая замена власти не является панацеей.
Кого воспитали, те и лечат
— Может быть государство таким образом отвечает обществу, имеющему в подавляющем большинстве проблемы с законом?
— Хуже, что никто не горит желанием менять эту систему. Есть определенные запросы на перемены, но нет политической воли и поддержки к реальным переменам. Все хотят, чтобы стало немного лучше, но никто не готов заплатить ту цену, в которую обойдется наведение порядка.
У нас есть проблема с медицинскими кадрами, о которой мало говорят. Все знают, что найти хорошего специалиста очень сложно даже в Алматы. Хороших врачей, как и учителей в стране процентов 10-15%, есть 20-30% средних, остальные совсем не очень. Но кто-то же продавал им дипломы и давал работу, кто-то закрывал глаза на их некомпетентность и злоупотребления.
И сейчас эта медицина, которую государство делало годами, нанесла ему смертельный удар.
Кого винить? Многие рассчитывали на традиционную частную медицину, но там в массе узкие специалисты неинфекционного профиля. Для борьбы с инфекциями частная медицина не подходит вообще. Надежды на лечение за рубежом в период карантина и закрытых границ нет.
Сейчас возмущаются событиями в Сатпаеве. Толпа едва не устроила самосуд над насильником. Проблема ведь не в том, что люди злые и одичали, а в том, сколько раз насильники уходили от ответственности за преступления.
Если, условно говоря, человек нарушит правила дорожного движения, он не просит полицейского оштрафовать его и отправить дело в суд, он начинает договариваться на месте.
Мало кто готов за совершенное правонарушение пойти под суд. Первоначальный порыв – отрегулировать проблему сразу и отделаться малой кровью.
А когда человек должностному лицу дает взятку, сложно требовать от него справедливости и борьбы с коррупцией. Это и есть своего рода общественный договор. Общество создало это государство, и требовать от него сверхзадач не имеет смысла. Ведь создано оно по образу и подобию.
Платная вакцина
— Минздрав заявил, что вакцина для большинства населения будет платной. Не слишком ли много всего платного хотят повесить на плечи налогоплательщиков? Почему-то наше социально ориентированное государство поддерживает только тех, кто уже почти при смерти либо от голода, либо от болезней.
— По логике, здоровые и работающие болеют меньше, чем люди с хроническими заболеваниями. Так и выходит, что молодые оплачивают содержание стариков, здоровые – лечение больных. Здесь государство выполняет социальную функцию перераспределения денег и здоровья между здоровыми и больными. Это традиционное распределение финансовых ролей. Инвалиды не могут зарабатывать, у многих пенсионеров настолько нищенская пенсия, что ни о каких накоплениях речи нет. Проблема в том, что в этой ситуации государство и о себе не забывает.
В условиях того, что социальные институты перераспределения стали сугубо коммерческими, определенная доля потоков прилипает к чужим рукам
Так что здесь вопрос к механизму реализации общественного договора. При этом сложно сказать, сколько именно прилипает к чужим рукам. Зная наших, по крайней мере от четверти до трети. И эти деньги не то чтобы разворовываются, они неэффективно расходуются. Достаточно вспомнить, как убыточные нацкомпании совершенно аморально по своей сути начисляли топ-менеджменту стандартные бонусы.
Правила комментирования
comments powered by Disqus