Риски возрастают на фоне транзита власти

Обратиться к исламской теме именно сейчас побуждают важные события. 15 марта обнародованы результаты президентских выборов в Туркменистане. Гурбангулы Бердымухамедов покидает пост главы государства, руководство страной переходит к его сыну Сердару. В январе в Казахстане случилось народное выступление, подавить которое удалось благодаря прибытию в город Алматы подразделений Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ). В обеих странах осуществляется транзит власти, что неизбежно скажется на будущем этих государств. Летом 2021 года в Афганистане к власти пришло движение "Талибан" (террористическая организация, запрещена в РФ), что, как полагают многие политики и эксперты, может привести к возрастанию в регионе угрозы исламизма.
Связь между этими событиями не слишком прямолинейна. Однако "казахстанский взрыв" явно повлиял на решение Бердымухамедова ускорить переход власти к сыну, сделав транзит безболезненным. В какой-то степени все это придется учитывать и главе Таджикистана Эмомали Рахмону, где транзит также предстоит.

Следует обратить внимание, что влияние так называемого исламского фактора на эти события минимально или вообще отсутствует. Абстрагируемся от версий про "казахстанских и зарубежных террористов", о талибском вторжении в Таджикистан. О том, что исламисты оказывают определяющее воздействие на ситуацию в Туркменистане, говорить вообще не приходится.

Сегодня в Центральной Азии исламизм как феномен ослаблен как никогда. Такие организации и движения, как "Исламское движение Узбекистана" (признано террористическим и запрещено в РФ), "Хизб ут-Тахрир" (ХТИ, террористическая организация, запрещена в РФ), "Партия исламского возрождения Таджикистана" (ПИВТ, организация признана террористической и экстремистской в антитеррористической структуре ШОС) и более мелкие группировки долгое время играли заметную роль, но полноценно реализоваться не сумели. Не получили они массовой поддержки, не сплотили вокруг себя значительную часть мусульман, хотя многие и симпатизировали исламистам.

У исламистов не нашлось выдающихся, харизматичных лидеров. В каком-то смысле таковым можно считать главу ПИВТ Мухиддина Кабири, но в трагической ситуации гражданской войны он допустил ряд промахов, к тому же ему противостоял куда более сильный в военном отношении противник. Исламистской оппозиции нигде не удалось консолидироваться на национальном уровне, хотя свои структуры они создали. Лучше, чем прочим, это удалось ХТИ.

Очевидно, что массовая и эффективная популяризация идей тотальной исламизации не состоялась.

Другой, не менее значимый фактор, – внешняя обстановка. Исламизму не удалось добиться решающего успеха в мусульманском мире. Да, исламистские партии действуют от Марокко до Индонезии, за них голосуют десятки миллионов избирателей. Но где они добились власти в последнее время? На что действительно способны в экономике, в решении социальных проблем? Ни в Иране, ни в Афганистане, где они находятся у власти годами, результаты их деятельности нельзя назвать успешными.

Опыт "Исламского государства" (ИГ, террористическая организация, запрещена в РФ) – архинегативен, хотя некоторые его основатели действительно пытались создать некое подобие государственности. История с ИГ нанесла огромный удар по самой идее религиозного государства, а также авторитету исламистов как глобального движения. Простых мусульман потрясли террористические, жесточайшие методы его сотворения.

Исламисты на Ближнем Востоке, точнее, их экстремистское крыло потерпело поражение. Те, кто воевал на стороне ИГ, вернулись к себе на родину, в Центральную Азию, побежденными. Они остаются пассивными, интерес к ним в обществе невелик. Ждать от этой публики сколько-нибудь серьезной религиозно-политической активности не приходится.

К тому же власть научилась бороться с исламизмом. Она долгое время не делала различий между "бытовыми" исламистами, такими, кто просто любит поговорить на кухне, и радикалами, экстремистами. Хотя это не исключало использование метода кнута и пряника. В Кыргызстане отношение к исламским инакомыслящим сравнительно сдержанное, и у них есть свобода действий. Примечательно спокойное отношение официального Бишкека к наиболее заметной организации "Таблиг-и-Джамаат" (экстремистская организация, запрещена в РФ).

Смягчился подход властей к религиозному инакомыслию в Узбекистане. Ставший в 2016 году президентом Шавкат Мирзиеев уже на следующий год сделал заявление о необходимости "повторного изучения дел мусульман", которые прежде попали в черный список. Тогда же он признал, что "из-за небольшой ошибки, только из-за того, что какой-то мусульманин отправил кому-то по телефону сообщение, его потом выставляют членом запрещенного течения, заносят в черный список, и потребовал оправдания невиновных. Из черного списка исключались имена совершивших небольшую провинность. Позже эти люди были оправданы и вышли на свободу. Такие шаги власти отвращают людей от радикалов – да и рисковать общением с ними никто не хочет. Как долго власти, причем не только в Узбекистане, будут продолжать подобную – назовем ее гибкой – линию, сказать трудно.

"Выбор секулярной модели был единственным и логичным выбором после распада СССР", – справедливо отмечает эксперт Ирина Звягельская. С этим никто не спорит. И все же…

Не стоит забывать, что секуляризм чужд исламской традиции, о чем сегодня много размышляют мусульманские философы, социологи, с чем согласны большинство местных политиков, в том числе стоящих у власти. Для них принять секуляризм, полностью адаптироваться к нему – значит бросить вызов исламской традиции, "отказаться от своего мусульманства".

"Мусульманским секуляристом" был великий глава Турецкой Республики Мустафа Кемаль Ататюрк. Он заложил основы современной Турции, и мало кто вплоть до начала нынешнего века сомневался в том, что Турция – уникальное государство, некий "секуляристский оазис" на пространстве мировой уммы. Но вот на рубеже веков в 1996 году к власти к Турции пришел сначала Неджмеддин Эрбакан, а затем его ученик и последователь Реджеп Тайип Эрдоган – с 2014 года президент. И обнаружилось, что даже в этой стране есть место для политического ислама. Прагматичный и амбициозный Эрдоган тяготеет к исламизму, пусть и в умеренной форме.

К чему такие отступления? А к тому, что, несмотря на нынешнюю слабость исламизма в Центральной Азии, списывать его со счетов нельзя. Сегодня он маргинален, а завтра или послезавтра…

Есть три причины неизбежности, если угодно – "вечности" исламизма. Первая обусловлена исламской традицией, неразрывностью ислама и политики. Пророк Мухаммед был политиком. Вторая – ислам не только религия власти, но и религия социального протеста, освободительного движения, что ярко проявляется начиная еще с XIX века. Третья причина: исламизм как религиозно-политическая идеология – основа исламской альтернативы, смысл которой состоит в создании и реализации особой модели, подразумевающей тотальную исламизацию общества ради построения "идеального" государства.

Нужно четко усвоить, прежде всего правящим политикам, что возможная реанимация исламизма явится следствием если не исключительно их собственной провальной политики, то неумения проводить реформы, коррупции, кумовства. Именно это создает благоприятные условия для искушения мусульман исламизмом. Если он реанимируется, винить в этом вождям центральноазиатских государств придется самих себя, а не пресловутое зарубежное вмешательство. Исламисты наиболее активны при нестабильности, даже если не они создают социальные и политические потрясения. Здесь еще раз напомним, что кое-где в странах Центральной Азии транзит власти полностью еще не завершился, а в других он еще только предстоит.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram