Тема цензуры в Китайской Народной Республике – одна из самых спекулятивных в представлениях об этой стране. Зачастую Китай кажется настоящим "цифровым концлагерем", в котором мучается несчастное население. И, надо сказать, с одной стороны, дым тут не без огня – по части введения цифровых методов контроля КНР действительно впереди планеты всей. Но, с другой стороны, население вполне спокойно приняло эти правила игры и, более того, сами китайские граждане следят за тем, чтобы эти правила не нарушались. Фактически цензура в КНР – это система ограничений по всем чувствительным для властей темам, в которой главная роль отведена самоцензуре. При этом контроль властей над соблюдением ограничений не столь строгий, благодаря чему Китай не становится отрезанной от глобального распространения информации страной.
От Цинь Шихуана до Мао Цзэдуна
Вопреки желанию многих наблюдателей повесить всех собак на нынешнее коммунистическое руководство цензура в китайской цивилизации имеет многовековые традиции.
Самым известным из древних проявлений цензуры можно считать кампанию первого императора Китая Цинь Шихуана по "сожжению книг и погребению книжников". Цинь Шихуан полагал, что конфуцианские ученые забивают населению голову бесполезными идеями и препятствуют воцарению единой идеологической доктрины, которой должны стать установленные императором законы. Из этого был сделан вывод: книги их должны быть преданы огню, а сами ученые казнены.
С некоторыми вариациями едва ли не каждый основатель китайской династии в той или иной степени повторял модель Цинь Шихуана. Классический пример – правление Чжу Юаньчжана, основателя империи Мин. Придя к власти, он запретил не только обширный список "вредных книг", но и отдельные иероглифы, употребление которых могло напомнить о его низком происхождении: Чжу Юаньчжан родился в семье крестьянина, долгое время был буддийским монахом, а власть захватил, будучи главой повстанческих отрядов "красных повязок".
Деление всей культуры на официальную и неофициальную (не санкционированную государством) было столь распространено, что для Китая стал привычным такой жанр в публицистике, как "вайши" ("внешняя", или "неофициальная история"). Многие художественные произведения, ставшие со временем классикой китайской литературы, в свое время подвергались цензуре. Самый известный пример – бытоописательный роман "Цветы сливы в золотой вазе" (начало XVII в.), из которого неоднократно вырезались сцены, считавшиеся непристойными.
Руководители Компартии Китая (КПК) еще до прихода к власти проводили жесткие кампании по цензурированию партийных документов – самая знаменитая из них получила название "чжэнфэн" ("упорядочивание стиля"). В рамках "чжэнфэна" под лозунгом "несовершенный стиль в литературе приводит к несовершенному стилю работы" цензура документов фактически спровоцировала чистку партийных рядов. Причем в этом вопросе КПК мало отличалась от партии Гоминьдан, которая в ту пору управляла страной, – цензура там также была в почете.
В общем, патерналистская по своей сути идея о том, что государству виднее, какой информации можно циркулировать в обществе, а какая для него вредна, во все времена была характерна для Китая. И, что крайне важно понимать, ничего зазорного в этой идее не видели и не видят как политическая элита, так и обыватели. В большинстве случаев они согласны с тем, что меры по ограничению распространения информации нужны и, приди они к власти, сделали бы точно так же.
"Три Т" и Винни-Пух на пустом стуле
При желании всю статью можно было бы составить исключительно из перечисления примеров цензуры в Китае: как в области традиционных носителей информации (газеты, литература, кино), так и в интернете.
Примеров таких пруд пруди, и многие из них уже стали хрестоматийными. Даже люди, мало интересующиеся КНР, слышали про "Великий китайский файервол" и про то, что в Китае заблокирован Google, не работают YouTube, Twitter, Instagram и Facebook (обе соцсети запрещены в России, принадлежат корпорации Meta, признанной в РФ экстремистской), а также многие другие популярные на Западе интернет-ресурсы.
Люди более эрудированные в курсе, что в КНР есть своя, "китайская" версия TikTok (называется Douyin), а международный TikTok заблокирован. Или, например, что в китайских книжных магазинах можно купить путеводители Lonely Planet по любой китайской провинции, но нет путеводителя по всей стране – все из-за того, что остров Тайвань в нем назван отдельным государством.
Наконец, знатоки смогут объяснить, что китайская цензура в основном нацелена на зачистку информации, ставящей под вопрос единство страны в заявленных границах и авторитет руководства. Существует даже такое понятие, как "Три Т": Тяньаньмэнь, Тибет, Тайвань. Этим термином с подачи американских журналистов обозначаются три наиболее чувствительные для официального Пекина темы.
Впрочем, с тех пор как это понятие вошло в оборот, появились и новые триггеры для цензуры: сейчас это прежде всего положение в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, вопрос сохранения автономии в Гонконге и целесообразность жестких мер по борьбе с коронавирусом. Любая критика действий властей на этих направлениях считается крамолой, а потому подлежит зачистке, хотя это не всегда целесообразно, а зачастую и просто смешно.
Например, многие темы самим фактом наложения на них ограничений оказались популяризованы и в результате стали более известны, чем были до введения цензуры. Кто бы всерьез задумывался о сходстве китайского лидера Си Цзиньпина и Винни-Пуха, если бы власти жестко не банили любую намекающую на это картинку? А новости о том, что внутри "Великого китайского файервола" запретили изображения пустого стула, вызвали волну интереса к личности Лю Сяобо, нобелевского лауреата, которого китайские власти не выпустили из тюрьмы для получения премии.
Мало ли чего
Примета нынешнего времени – сакрализация личности китайского лидера, осуществляющаяся в том числе с помощью жестких цензурных средств. Российские СМИ, работающие на китайскую аудиторию, столкнулись с этим во время освещения визита Си Цзиньпина в Москву. Государственная канцелярия по надзору за киберпространством, основание которой стало одним из первых нововведений Си Цзиньпина, ставила многочисленные препоны. Все новости из негосударственных источников (то есть не из "Синьхуа" и "Жэньминь жибао") с упоминанием не только имени Си Цзиньпина, но и просто его должности подвергались дополнительной премодерации. Закрывалась возможность оставлять комментарии, а в некоторых случаях занижался трафик или вовсе скрывались сами материалы, даже довольно безобидные по содержанию.
Относительно новостей о китайском лидере существуют даже ограничения по времени публикации – так, нельзя было ничего публиковать из аэропорта до того момента, как борт с Си Цзиньпином покинет Москву. Дополнительной проверке подвергаются любые новости с переговоров и приемов, из-за чего у китайских СМИ они всегда выходят значительно позже, чем у зарубежных.
И это при том, что с конца 2010-х процедура премодерации существует при публикации любых китайских информационных материалов, включая онлайн-стримы, – они идут с задержкой в несколько секунд. В этом заинтересованы сами администрации сайтов, которые фактически создают собственные цензурные системы, работающие параллельно государственной цензуре. Именно на них и ложится основной объем работ по удалению крамолы. Они самостоятельно блокируют ненадежного пользователя и произведенный им контент, так что в публичное пространство попадает только отфильтрованная и благонадежная информация.
Им помогают "фабрики цензуры" – небольшие компании, чьи сотрудники целыми днями просматривают интернет-страницы, маркируя кодовые слова, фразы, гифки и мемы, намекающие на китайских лидеров, КПК и всевозможный негатив, с ними связанный. При этом пока вычисление крамолы производится в ручном режиме. Изворотливый человеческий ум все еще способен обмануть алгоритмы, и высокая степень омонимичности китайского языка с большим количеством отсылок к многотысячелетней истории Китая ему в этом сильно помогает. Например, когда был забанен хештэг, являвшийся дословным переводом фразы MeToo, с помощью которой женщины привлекали внимание к проблеме сексуальных домогательств, в китайском интернете начали постить картинки с изображением рисового кролика или традиционных атрибутов Праздника середины осени: мифического "лунного зайца", и юэбинов, пряников из сладкого клейкого риса. Дело в том, что по-китайски "рис" произносится как "ми", а "заяц" как "ту", так что в сумме получался тот же хештэг "миту", с которым боролись власти.
Сотрудники "фабрик цензуры", которые каждый день проходят тренинги по новым интернет-мемам, такие фокусы вычисляют и добавляют их в стоп-листы. Результатом работы одной из цензорских систем, Rainbow Shield, стал список из 100 тысяч базовых "нежелательных слов" и более трех миллионов производных от них. Само по себе их употребление может ничего не означать, но, если в тексте или личном сообщении таких слов много, это повод обратить на пользователя пристальное внимание.
Великий китайский VPN
Однако на практике не все так страшно – прежде всего для самих китайских пользователей интернета. Большинство из них отлично знают, где проходят красные линии цензуры, и просто стараются их не пересекать, продолжая в целом вести полноценную "сетевую жизнь".
Так, в большинстве случаев китайские юзеры не пользуются западными ресурсами, не потому, что им запрещено, а потому, что неудобно, да и вообще незачем. Во-первых, на каждый запрещенный западный сайт найдется свой китайский аналог, который и функциональнее, и загружается быстрее, и выглядит на китайский вкус лучше (все мигает и движется). Во-вторых, большая часть общества вполне искренне разделяет официальный взгляд на чувствительные темы: Гонконг, Тайвань, Синьцзян и так далее, а западная повестка, связанная с особыми правами сексуальных и расовых меньшинств, подавляющему большинству китайцев чужда и неинтересна.
Кроме того, при желании цензурные ограничения легко обходятся. Хорошо известно, что китайские дипломаты, активно ведущие аккаунты в Twitter и Facebook и полемизирующие на этих площадках с западными коллегами (за это их прозвали "боевые волки"), делают это с ведома и разрешения руководства страны. Использование запрещенных соцсетей при этом никого не смущает.
Есть аккаунты в Facebook и Twitter и у большинства китайских ученых, занимающихся международными исследованиями. А это как люди либеральных взглядов, так и члены Коммунистической партии. Ничего зазорного в том, чтобы с помощью VPN обходить цифровые препоны, не видят ни те, ни другие, ни их руководители.
Более того, при всех ограничениях, декларируемых правительством, находясь в Китае, так же легко найти информацию о событиях на площади Тяньаньмэнь 1989 года, деятельности секты "Фалуньгун" или порнографию, как и в любой другой стране. "Великий китайский файервол" оказывается ненамного эффективнее, чем блокировки "Роскомнадзора".
Собственно, государство, как кажется, и не ставит целью полностью остановить распространение той или иной информации. В большинстве случаев это и невозможно. Взять те же события на Тяньаньмэнь – по-прежнему жива масса очевидцев, описание тех событий находится в открытом доступе в Гонконге и зарубежных странах, куда массово выезжают китайские туристы. Существуют даже китайские кинофильмы, подробно рассказывающие о протестах. Официально они не получили прокатное удостоверение, но их можно найти на видеохостингах.
Скорее задача властей заключается в том, чтобы четко показать, что такое хорошо и что такое плохо. А далее самоцензура и традиционное для Востока уважение к государству сделают все остальное. Знать (и даже обсуждать) события на площади Тяньаньмэнь допустимо, но постить в соцсетях картинки с шестью и четырьмя зажженными свечами (намек на четвертое число шестого месяца, 4 июня – день подавления протестов), то есть публично проявлять сомнения в правильности действий властей, что подрывает авторитет государства, – ни-ни.
В общем, практика цензуры в Китае отлично вписана в традиционную для этой цивилизации модель взаимоотношений государства и общества. Ограничения со стороны государства на распространение информации существовали всегда, как всегда существовали и способы обсуждать эту информацию, не переходя грани дозволенного и не оспаривая авторитет властей, не заставляя их "терять лицо".
И хотя нынешние тенденции ужесточения контроля над распространением информации, связанные с правлением Си Цзиньпина, очевидны, говорить, что предпринимаемые меры особенно эффективны, пока не приходится. Как широко разрекламированная система "социального кредита" после нескольких лет не самых удачных экспериментов незаметно была отложена в долгий ящик, так и меры по усилению цензуры пока выглядят как процесс ради процесса, а не результата.
Правила комментирования
comments powered by Disqus