Сага о судебно-тюремных злоключениях Гульнары Каримовой, дочери бывшего президента Узбекистана Ислама Каримова, и ее незаконных активах берет начало в 2012 году. Тогда швейцарские власти арестовали ее активы в банковских счетах размером 800 миллионов франков (около 807 миллионов долларов США), возбудив дело об отмывании денег.

Сама она оказалась под следствием в Узбекистане в 2014 году, а в 2015 году была осуждена сначала на пять лет, а потом в 2017 г. – на все десять.  Все три судебных слушания по ее делу и делам ее сообщников проходили в закрытом режиме, без предоставление доступа для публики к обвинительному заключению прокуратуры, судебному решению и к самому заседанию.

На международном уровне было открыто несколько судопроизводств – в Швейцарии, США, Нидерландах, Франции, Швеции, Великобритании. Вторым по масштабам после Швейцарии было дело, возбужденное в 2015 году против ее активов Департаментом юстиции США, которое по этому иску выписало предписание об аресте ее активов в Бельгии, Люксембурге и Ирландии. В марте 2019 года это дело переросло в иск против самой Гульнары тоже по обвинению во взяточничестве и отмывании денег.  

Источником всех этих активов в основном являются многомиллионные взятки, полученные Гульнарой Каримовой от телекоммуникационных компаний, обеспечивающих мобильную связь в Узбекистане. Это главным образом компании ПАО «Мобильные ТелеСистемы» (МТС), Telia Company (бывшая Телиасонера) и ОАО «Вымпел-Коммуникации» (известный под торговым брендом Beeline).

Факт взятки подтвержден признанием самих этих компаний и их согласием выплатить штрафы общим размером 2,6 миллиарда долларов. Кроме того, ее активы в виде недвижимости заморожены во Франции, Великобритании, Швейцарии и некоторых других странах. Общий размер замороженных активов на территории Европы составляет примерно 1,2 – 1,3 миллиардов долларов, в основном денежные депозиты в банках.

Хотя все эти активы уже давным-давно находятся под арестом и ждут решения о конфискации, их дальнейшая судьба остается под вопросом.  Хотя Конвенция ООН против коррупции предполагает возврат украденных активов в страну их происхождения, она не предлагает конкретных механизмов такого возврата, ограничиваясь весьма общими положениями. В то же время, есть понимание того, что возврат активов в страны, которые отличаются низкими стандартами в обеспечении верховенства закона и в сфере борьбы с коррупцией, чреват рисками их повторного вовлечения в оборот коррупционных откатов и отмывания денег.

Швейцария на пороге репатриации активов, но…

Непосредственно в данный момент решается судьба активов, замороженных в Швейцарии, общий размер которых сейчас составляет более 800 миллионов франков. Из этой суммы 130 миллионов франков оформлены на Рустама Мадумарова, одного из сообщников Гульнары Каримовой, а 555 миллионов – на имя другой сообщницы, Гаяне Авакян. Кроме того, имеется несколько депозитных ящиков арестованных в швейцарском банке, в которых находятся драгоценности на значительную сумму, а также вилла Гульнары Каримовой в Женеве.

В мае 2018 года власти Швейцарии приняли предварительное решение о том, что после конфискации активы Гульнары Каримовой будут возвращены в Узбекистан. Но это не означает, что это произойдет автоматически и немедленно сразу после конфискации. 27 июна 2019 г. в интервью газете Gotham City представители Федерального департамента иностранных ден заявили, что департаменту еще предстоит провести переговоры с правительством Узбекистана , чтобы достичь два соглашения: 1) о принципах и 2) о способах (читай, условиях) репатриации, в соответствии со стратегией Швейцарии по блокированию, конфискации и репатриации активов, бенефициарным собственником которых являются члены диктаторских режимов. Эти переговоры еще не начались на момент указанного интервью.

Осторожность правительства Швейцарии в вопросе о механизмах возврата активов усилилась после того, как британскими экспертами были вскрыты факты злоупотреблений в процессе возврата Казахстану украденных активов в размере 48 миллионов долларов.

Эксперты утверждают, что часть возвращенных денег пошла, при попустительстве Всемирного банка, администрировавшего процесс возврата, на финансирование организаций, подконтрольных семье бывшего казахского президента Нурсултана Назарбаева, на цели про-правительственной пропаганды. По результатам этого расследования швейцарскому правительству пришлось отвечать на нелицеприятные вопросы, поднятые депутатами парламента Швейцарии в их запросе МИДу страны. После такого «душа Шарко» Швейцария вряд ли захочет совершить нечто такое, из-за чего она снова может оказаться под огнем международной критики.

Что подрывает легитимность процесса репатриации?

В чем состоит главная проблема в решении вопроса о возвращении украденных активов в Узбекистан?

По мнению группы активистов гражданского общества Узбекистана, только что выпустившей свое заявление, главная проблема – в несоблюдении норм правосудия,  верховенства закона и прав человека, а также стандартов прозрачности в решении судьбы Гульнары Каримовой и ее активов. Все те судебные слушания и вынесение приговора по делу Гульнары Каримовой, на основании которых правительство Узбекистана требует возвращения  активов, абсолютно не соответствуют этим международным нормам. Слушания по ее делу проходили в закрытом режиме и не дали возможности наблюдателям проанализировать аргументы прокуратуры и судей, установить их полноту и соответствие национальному законодательству и международному праву.

Они, эти судебные решения, вывели за рамки судебной ответственности всех тех чиновников Узбекистана, которые соучаствовали в коррупционных сделках Гульнары Каримовой. В том видимо и состоит главная причина того, почему узбекские власти скрывают от наблюдателей содержание обвинительного заключения, приговора и аргументов обеих сторон во время судебных слушаний.

Именно в силу этой закрытости указанные судебные решения не вызывают доверия международных наблюдателей. И именно поэтому активисты требуют повторных судебных слушаний, которые бы соответствовали международным нормам правосудия. Без соблюдения этого условия хромает вся конструкция дела по Гульнаре Каримовой.

Та же проблема имеет место и в Швейцарии.  Там возбуждено дело по отмыванию денег, а не по факту коррупции, так как Гульнара Каримова не является постоянным резидентом этой страны. Но чтобы доказать факт отмывания денег, нужно доказать то, что называется predicate offence, то есть криминальный источник происхождения этих денег. Для этого нет другого выхода, как полагаться на результаты уголовного расследования и соответствующего судебного решения в стране происхождения этих денег.

Но, как было отмечено выше, судебный процесс в Узбекистане совершенно не соответствует нормам правосудия и по этой причине не может быть принятым Швейцарией. Иначе это вступит в противоречие, как минимум, с положениями Международного пакта о гражданских и политических правах, 14-я статья которой предусматривает предоставление права на справедливое правосудие для всех граждан стран, ратифицировавших этот документ.

Что предприняла швейцарское правосудие, чтобы решить эту правовую коллизию? Оно просто решило ее обойти, выведя дело за рамки открытого судебного разбирательства, что позволило удовлетвориться признанием Гаяне Авакян и Рустама Мадумаров об их участии в отмывании денег и их согласием вернуть активы в Узбекистан. Но поскольку конечным бенефициаром активов и дирижером процесса отмывания денег является Гульнара Каримова, то для завершения этого внесудебного процесса от нее тоже требуется признание своей вины и согласие на репатриацию денег в Узбекистан. При этом все трое, она сама и оба ее сообщника, отделываются относительно небольшим штрафом.

Вся эта конструкция однако не учитывает того момента, что все трое, Гульнара, Гаяне и Рустам, находятся под давлением узбекских властей, находясь в условиях тюремного заключения, и готовы пойти на любые внесудебные соглашения, лишь бы облегчить условия своего содержания или даже быть освобожденным из тюрьмы досрочно.

Этот закулисный торг не очень хорошо пахнет и сомнителен с точки зрения норм международного права. Он больше смахивает на базарный торг, где каждая сторона пытается не прогадать при обмене товаров или услуг. Таким образом истина и справедливость становятся товаром для обмена.

Именно поэтому узбекские активисты призывают швейцарские власти к тому, чтобы те потребовали от Узбекистана повторного судебного разбирательства в деле Гульнары и ее сообщников, да так, чтобы оно соответствовало международным нормам правосудия. Если такое разбирательство состоится, то это одновременно будет признаком прогресса, который Узбекистан делает на пути к установлению верховенства закона, независисмости судебной системы и уважения прав человека. Что было бы определенной гарантией против злоупотреблений в распоряжении полученных обратно активов Гульнары Каримовой. Пока же таких гарантий нет.

Какой пример подает Франция в вопросе о репатриации активов?

Та же проблема возникает и во Франции, где власти уже приняли решение о возврате в Узбекистан выручки от реализации недвижимости Гульнары Каримовой в этой стране.  Ситуация здесь еще более проблематична. Если правительство Швейцарии еще обязуется провести переговоры с Узбекистаном об условиях возвращения активов, замороженных в этой стране, то французские власти даже не заикаются на эту тему, что вызывает озабоченность о судьбе возвращенных активов.

Эта озабоченность усилилась сообщением из Узбекистана о том, что конфискованная резиденция Гульнары Каримовой в живописной горной местности Сиджак (Ташкентская область) передается Федерации триатлона, которую возглавляет зять действующего президента Шавката Мирзиеева Отабек Умаров, что фактически означает передачу этой элитной недвижимости под контроль президентской семьи и фактическое превращение ее в загородную резиденцию членов президентской семьи.  Примечательно то, что это решение було принято кулуарно, без открытого тендера на лучшее использование этого объекта и без согласования с гражданским обществом.

Возникает вполне обоснованное опасение, что возвращенные Францией активы также будут переданы под контроль лиц, приближенных к президентской семье, под предлогом их использования на «социальные нужды». Это опасение основано также на том, что в стране так пока и не установлена прозрачная система свободных и открытых тендеров при распределении государственных средств, не принято положение о конфликте интересов, и нет сложившейся практики выявления бенефициарных собственников компаний, который бы участвовали в тендерах, если бы даже такие тендеры состоялись.

 В реальности сложилась практика выделения выгодных контрактов на эксклюзивной основе, решением за закрытыми дверями. Именно поэтому мало сомнения в том, что полученные от Франции (и Швейцарии) активы утекут по каналам подобных эксклюзивных контрактов с высокой вероятностью повторного отмывания полученных денег. Тогда канитель новых арестов незаконных активов и тяжб по их конфискации и репатриации начнется снова.  Это ляжет новым бременем на правоохранительные органы тех же стран, Швейцарии, Франции и других.

Если Франция передаст активы без надлежащих условий, то это вступит в противоречие с начавшимся там процессом принятия законодательства об ответственной репатриации украденных и конфискованных в этой стране активов, лоббируемого французским отделением Transparency International. Проект соответствующего законодательства уже успешно прошел утверждение Сената и получил также поддержку в правительстве, как меня заверили представители Transparency International. Решение о возвращении активов в Узбекистан, принятое без всякого согласования с гражданским обществом, выглядит довольно тревожно и порождает сомнения в готовности Франции следовать букве и духу международного права в области прав человека и борьбы с коррупцией.

От общего к частному, и обратно к общему

Не решив общие вопросы, трудно решать частные, вытекающие из общих правил. Что в этой связи говорит нам международное право о процедурах репатриации? Выше уже было сказано о чрезмерной лаконичности раздела Конвенции ООН против коррупции, касающегося реституции украденных активов. Но эта конвенция не может быть единственным источником, регулирующим процедуры возврата украденных активов. В равной степени этот процесс относятся и к компетенции международного права по правам человека, в части, например, таких прав, как право на развитие или право на справедливое правосудие.

Вопросы репатриации должны решаться в соответствии с требованиями и этих прав. Понимание этого постепенно зреет среди организаций гражданского общества, специализирующихся в области прав человека и борьбы с коррупцией. Остается только надеяться, что этот подход найдет понимание и среди правительств стран, в которых обнаруживаются активы, украденные из стран со слабо развитыми институтами.

Это общий подход. Говоря о частностях, об активах Гульнары Каримовой в Швейцарии и Франции, где процесс находится в разных стадиях принятия решения, рекомендацией будет не торопиться с возвращением данных активов, а первоначально убедиться в достаточной легитимности оснований для вынесения этих решений. Точнее говоря, проблема не в том, возвращать или не возвращать активы в Узбекистан.

Конвенция против коррупции дает однозначный ответ на это вопрос – конечно, возвращать. Вопрос в том, как, каким способом. Создается впечатление, что власти Швейцарии лучше Франции подготовлены к ответу на этот вопрос.  Законодательство Швейцарии предписывает правительству провести переговоры о процессе и условиях репатриации со странами, известными своими диктаторскими режимами.

Однако во Франции вообще еще не принята к руководству политика по вопросу о том, как возвращать активы с учетом интересов жертв коррупции в стране происхождения активов, так чтобы эти активы после их возвращения не пропадали по различным каналам коррупционных схем и отмывания денег.

Не принята такая ответственная политика репатриации украденных активов и Евросоюзом по отношению к «третьим» странам, не являющимся его членами. Директива Евросоюза No 42 от 3 апреля 2014 г. об аресте и конфискации активов криминального происхождения совершенно умалчивает о том, что делать с такими активами после их конфискации. По умолчанию предполагается, что они, эти активы, присваиваются казначейством стран, их конфисковавших. Что в принципе произошло с 140 миллионами шведских крон Каримовой (30 миллионами долларов США), замороженных и конфискованных правительством Швеции.

Последнее, вместо того, чтобы следовать Конвенции ООН против коррупции, просто оприходовало эту сумму в свое казначейство, поделившись ею с голландским правительством, где, как и в Швеции, было открыто дело о взятках, выплаченных шведско-финской телекоммуникационной компанией Телиасонера (в настоящее время Телиа) Гульнаре Каримовой. Одновременно шведское правосудие освободило от уголовной ответственности менеджеров Телиасонеры, против которых шведская прокуратура возбудила дело о взяточничестве в Узбекистане.

Но такой подход порождает несправедливость в разрезе взаимоотношений между глобальными Севером и Югом и противоречит обязательствам Евросоюза по отношению к Конвенции ООН против коррупции и международному праву по правам человека.

Такие случаи, как многомиллионное взяточничество в узбекском телекоммуникационном секторе, следует квалифицировать как коррупцию высокопоставленного уровня (grand corruption). А такого рода коррупция, как правило, носит транснациональный характер, вовлекая в свой оборот представителей международного корпоративного бизнеса, банки с международной репутацией и ведя к отмыванию денег в огромных размерах. Поэтому ответственность за этот вид коррупции несут не только коррупционные режимы, которые по сути обкрадывают свои народы, но и указанные международные стейкхолдеры, и даже западные правительства.

Последние не только часто оказываются неспособными пресекать потоки отмывания денег, проходящие через их территорию. Не всегда они оказываются на высоте и в вопросах восстановления справедливого порядка в интересах жертв коррупции, коими являются народы указанных коррумпированных режимов, таких как Узбекистан. Свидетельством этому является недостаток политической воли в некоторых странах Запада, прежде всего в Евросоюзе, рассматривать и принимать адекватные решения о порядке ответственной репатриации украденных активов в так называемые третьи страны.   

Будем надеяться, что случаи, рассмотренные в данной статье, побудят Евросоюз и его страны, удерживающие узбекские активы (Францию, Великобританию, Бельгию, Ирландию, Люксембург, Швецию) принять соответствующее справедливое законодательство и на этой основе – решение о судьбе активов Гульнары Каримовой в интересах узбекского народа. И в целом – в интересах народов других политически и экономически отсталых стран, чьи правители оказываются причастными к разграблению национальных богатств и их вывозу в развитые страны Запада.

 

 

   

 

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram