«Руководство сказало, что мы на "войне"»
С момента объявления пандемии в Казахстане более 46 000 медицинских работников были задействованы в борьбе с коронавирусом. По состоянию на 23 сентября 2020 года, Covid-19 заразились 13 139 медицинских работников - это 22% от общего числа. 198 из них умерли.- рассказывает Cabar.asia
Баян Оспанбаева,
заведущая отделением №5 Детской городской клинической инфекционной больницы Алматы
- Было очень страшно. Нас предупредили, что если не будет хватать мест, то наше отделение уйдет под коронавирусных больных. Я каждый день думала: «Лишь бы не сегодня». Был такой страх. А потом все-таки пришла новость о том, что мы открываемся для пациентов с ковидом. Тогда всех беременных и врачей предпенсионного и пенсионного возраста откомандировали в другую больницу, а молодежь осталась в инфекционном стационаре.Нас переселили жить в гостиницу. Я до сих пор тут живу уже шестой месяц и не вижу свою семью.
Где-то неделю мы проработали с контактными пациентами и страх начал покидать. Но потом наши сотрудники резко стали заражаться по очереди. Тогда страх снова вернулся и стало еще страшнее. На тот момент было принято решение закрыть больницу, чтобы остановить эту цепочку, потому число зараженных с каждым днем только увеличивалось - нас всех закрыли на карантин.
Две недели мы лежали на карантине в гостинице, каждую неделю у нас брали анализы и постоянно выявлялись новые случаи. Мой муж, тоже врач, заболел. Это стало большим ударом для меня на тот момент. Так еще и второй доктор, которого дали мне в помощь, она тоже заболела. Я осталась одна, но потом мне дали двух других хирургов.
После того, как я вышла с карантина, начали поступать тяжелобольные пациенты. При виде их было очень страшно, потому что они были с ранами и со швами. Первые мысли у меня были, что я не смогу, что мне надо отказаться. Мне было очень страшно. Когда я училась я видела такие раны, поэтому и выбрала своим профилем педиатрию. Потому что здраво оценивала свои возможности и знала, что не смогу работать с пациентами, у которых хирургические раны. Но благодаря помощи двух хирургов мне удалось справиться со своими страхами.
Эмоционально было тяжело все это переживать, так как я не видела своих детей, муж болел, тяжелобольные поступали каждый день.
Я свои эмоции выплескивала слезами вечером после работы. А иногда даже сил не было на слезы, потому что очень сильно уставала.
Баян Оспанбаева
заведущая отделением №5 Детской городской клинической инфекционной больницы Алматы
Через три недели меня опять отправили на карантин, так как два хирурга, с которыми я работала тоже заболели. Опять стало страшно, что вдруг я заболела, но, слава богу, за две недели коронавирус у меня не выявили. Через две недели мы опять приступили к работе со своей командой.
Сейчас ситуация стабилизировалась, а сначала было сложно потому, что мы не знали, как лечить, был ажиотаж, не хватало лекарств, не было еды, так еще и был пик. Это сейчас мы знаем с чем имеем дело. А в первое время население не хотело верить, хотя мы для народа все делали, а нас выставляли виноватыми, считая, что мы во вселенском сговоре.
Люди, слыша о своем диагнозе, очень тяжело реагировали, особенно, если инфекция долгое время не уходила. Было тяжело сообщать о положительном тесте; тяжело было говорить, что инфекция не уходит; тяжело было узнавать, что пациент, которого ты лечил, умер; тяжело не видеться с семьей долгое время.
Один раз, когда разговаривала с детьми, слезы просто шли, не останавливаясь, а дочь мне говорит: «Ты чего плачешь? Не плачь». А я детям не объясняю про коронавирус, они еще маленькие, говорю, что я на работе, что лечу людей и должна помочь им.
Керимбек Бакдаулет,
врач-хирург, г. Нур-Султан
- Я жил в общежитии, домой не возвращался, в течении двух месяцев не видел родных, разговаривал с ними только по телефону. Мы ни с кем не контактировали, жили только в цикле «работа – общежитие - работа».
Я раньше работал в многопрофильной больнице, но потом нам сообщили, что мы будем работать с коронавирусными больными. За короткий период нас обучили, как лечить больных. Инфекционные заболевания - это совершенно другое направление для нас, что-то новое, не знаешь, как правильно лечить, потому что нет единого плана лечения. Когда я только приступил к работе в инфекционной больнице мне было страшно, что я могу сам заболеть, могу просто не вернуться домой.
Когда мы начинали работать, нам руководство сказало, что мы на «войне». Мы понимали, что можем умереть. Но в то же время осознавали: кто еще кроме нас? Если не мы, то твой народ, твоя страна, твои родственники могут умереть.
Керимбек Бакдаулет
Врач хирург
Вот так вот собрались духом и начали работать. В первые дни было очень трудно, работать в этом «скафандре» было непривычно - очень жарко, воздуха не хватает вообще, очки запотевают в них и абсолютно ничего не видно.
Нам говорили менять костюм каждые три-четыре часа, а мы меняли через шесть, а то и восемь, потому что просто не успеваешь. Люди поступали, поступали и поступали. А ты даже и не замечаешь, как это время проходит.
Поступали тяжелые пациенты, некоторых надо было переводить в реанимацию, а там нет мест. Что делать? Мы выходили из ситуации так: водили в реанимацию на два-три часа, так как мест просто не было.
Плакали в поликлинике все - не только врачи, но и техперсонал, потому что просто не могли больше работать. Приходилось успокаивать. А коронавирусные больные, они совсем другие, я раньше таких больных не видел и не лечил. Они были психологически травмированы, потому что тоже боялись смерти. Постоянно нервничали, проявляли агрессию. Но нас об этом предупреждали во время обучения.
Приходилось их не только лечить, но и оказывать психологическую поддержку. Особенно у женщин и девушек были крики, истерики и даже попытки сбежать с больницы. Но мы всех успокаивали, как могли вселяли надежду. Говорили, что все будет хорошо.
Мы не успевали есть, иногда по очереди с врачами выходили. Мы всегда старались высыпаться, так как понимали, что сон очень важен. При любой возможности мы спали. А во время перерывов постоянно читали новую информацию по лечению коронавирусной инфекции в зарубежных источниках. Мы полностью внедрились в борьбу с этой болезнью и старались подготовить себя ко всему. Сейчас все нормализовалось, а из-за того, что в нашу больницу перестали поступать пациенты ее просто закрыли, всех врачей отправили в отпуск, а больницу дезинфицируют.
Сейчас всем нам нужна психологическая реабилитация, я думаю, очень сильно, потому что то, что мы увидели - это реально была война. Мы каждый день видели смерть, ухудшение состояния пациентов, все как на войне.
Каждый день умирали люди, которых ты знал. Многие наши учителя умерли, медики, которых мы больше не увидим никогда.
Салтанат Азанова,
врач общей медицины, г. Костанай
(имя изменено по просьбе героини)
- Я устала. Работаю в грязной зоне. Поликлинику делят на грязную и чистую зону. В грязной зоне размещаются люди с инфекционными заболеваниями. После грязной зоны не запускают в чистую. По началу я работала с обычными больными, а когда один врач попросила ей помочь с коронавирусными пациентами, я пошла, потому что она мне всегда помогает. Я и подумала, почему бы не помочь, раз просит. Готова была работать альтруистически, я тогда даже и не знала, что за это будут платить.
Пошла к ней просто помогать, у меня был график с 8:00 до 18:00. 10 часов работы, было тяжело. Сначала два доктора принимали, потом три, четыре - постепенно стало увеличиваться количество врачей, потому что не успевали уже.
Мой максимальный рекорд - 64 пациента в день. Принимала, осматривала, если надо, отправляла на диагностику. Преимущественно это были взрослые, у меня лично было только трое детей. Оплату увеличили по часам, ФСМС оплачивает нам дополнительные 212 тысяч тенге (498 долларов США).
Мне не было страшно, так как накануне я переболела и на ногах все перенесла. Родные до сих пор волнуются за меня, но что поделать, работа такая.
По любому видишь, что людей много. Они не знают как лечиться, верят всяким рассылкам. Лучше бы государство эти рассылки контролировало, чем что-то другое.
Мы с утра заходим в поликлинику, надеваем противочумные костюмы, бахилы, перчатки, шапки и во всей этой обмундировке садимся на прием. На каждого врача идет одна медсестра.
Что попало пьют, потом приходят и говорят: «Хрен не помог, что пить теперь?». Так себе желудок сажают, потом гастрит воспаляется у них. Еще приходят те, кто делал себе ингаляцию с пищевой содой. Мужчина один себе все верхние дыхательные пути чуть не обжег. Потом еще говорит: «Что-то мне стало от этого плохо, больше не буду делать, поэтому пришел к вам».
На третью неделю после всех историй о самолечении у меня начал просто дергаться глаз.
Отчасти это вина нашего государства, что оно делает антибиотики доступными, а люди просто идут и покупают все виды. Потом вынуждены идти на прием с осложнениями. Приходят и рассказывают о своих симптомах будто у них только такие, а по факту у всех одинаково болезнь протекает. Просто у кого-то дольше, а у кого-то быстрее.
Мы с утра заходим в поликлинику, надеваем противочумные костюмы, бахилы, перчатки, шапки и во всей этой обмундировке садимся на прием. На каждого врача идет одна медсестра.
Некоторые пациенты ко мне приходят и говорят: «О, я снова к вам попал». А мне было интересно всегда, как это они меня узнают, мы же все в этих костюмах выглядим одинаково. Потом до меня дошло, что все дело в очках.
Во время повторного приема, я спрашиваю об их самочувствии и прошу напомнить мне, что я им назначала. Мне отвечают: «Ничего». Я же им говорю: «У вас хорошая динамика. Продолжайте ничего не пить».
Именно те, кто изначально пришел как положено на прием, а я им сказала ничего не пить, вот они легче и быстрее всех идут на поправку.
Правила комментирования
comments powered by Disqus