Генерал-лейтенант КНБ Дженисбек Джуманбеков вспоминает о работе с вольнодумцами, борьбе с экстремизмом и о том, как проводилась операция по доставке в Казахстан первых тенге.

Интервью, пожалуй, единственная возможность журналиста сказать генерал-лейтенанту КНБ: «Вопросы здесь задаю я!» и ему (журналисту) ничего за это не будет. Однако, Дженисбек Джуманбеков такой возможности не дал. Во-первых, мы заранее обсудили все темы беседы, во-вторых, его рассказ был похож на рапорт: чёток, ясен и по существу. Даже не пришлось демонстрировать обычную журналистскую бестактность, перебивая собеседника, чтобы направить рассказ в нужное русло.

Помимо того, что Дженисбек Джуманбеков возглавлял КНБ Казахстана и был одним из руководителей региональной антитеррористической структуры ШОС, в далёком 1993 году он ещё руководил операцией по доставке и хранению первых тенге в Казахстане. Сейчас об этом даже не вспоминают, а зря: по сюжету этой операции можно было снять фильм.

Как становятся чекистами?

Я родился в семье военного и учительницы. До войны отец работал директором сельской школы. В 1939 году, сразу после свадьбы, его забрали на советско-финскую войну, по окончании которой он служил в Белорусской ССР, где и встретил Великую Отечественную. Отец был грамотным, неплохо показал себя на фронте, к тому же он был из горной местности, поэтому его зачислили в школу командиров миномётных подразделений и отправили на Кавказ. В то время готовилось оружие возмездия - «Катюша» и после окончания курсов, отец стал политруком расчёта. Во время одного из боёв немцы забросили десант, чтобы завладеть «Катюшей» и три машины попали в окружение. Две машины удалось спасти, третья была подбита и с согласия центра, полностью уничтожена. То, что осталось от машины, охраняли, пока не пришли наши передовые части. В этом сражении отца тяжело ранили, он попал в госпиталь, в ноябре 1944 года демобилизовался и вернулся на родину в село Луговое (ныне Кулан).

В 60-х отец крепко заболел — сказались фронтовые ранения. Я уже учился в 10 классе и перед смертью отец мне сказал: «Ты старший в семье, меня не станет, ты должен обо всех заботиться. Но тебе нужно учиться – поступай в институт». У меня была склонность к технике — ремонтировал велосипеды, что-то постоянно ломал, собирал. Видимо, отец это заметил и посоветовал мне поступить в московское Высшее техническое училище им. Баумана — одно из передовых учебных заведений того времени.

После смерти отца я отправился в Алматы, там как раз шёл набор в Баумановское училище — всего лишь два места от Казахстана. Из 25 баллов я набрал 24, но не поступил. Льготы были для золотых медалистов и для тех, кто поступал по направлению от предприятия. В приёмной комиссии мне сказали, что министр высшего образования будет принимать тех, кто набрал высокие баллы, но не поступил. Не знаю, сможет ли сегодня абитуриент попасть к министру, но в то время министр меня принял. Он сказал, что в Москве единственный вуз, где есть одно место — Московский технологический институт пищевой промышленности, и я отправился учиться в Москву. После первого курса хотел перевестись в училище Баумана, но на экзаменах получил единственную тройку - по биохимии. Меня не перевели, и в итоге я получил диплом инженера-технолога по хранению и переработке зерна.

В Москве я познакомился со своей будущей супругой Райхан Хамитовной. Она тоже закончила этот вуз. Мы сыграли студенческую свадьбу, а на последнем курсе у нас появился старший сын Карим. Когда заканчивали институт, я сидел с ребёнком, жена писала дипломную, потом менялись. Получив дипломы, мы вернулись в Алматы, я стал работать в министерстве заготовок, а затем перешёл в филиал Всесоюзного института комбикормовой промышленности. Я увлёкся наукой, сдал кандидатский минимум, готовился писать научную работу. Работа была хорошая, коллектив молодой, меня избрали секретарём комитета комсомола. Я начал ходить на комсомольские конференции, там меня и заметили сотрудники госбезопасности, пригласили на собеседование в КГБ.

Я им объяснял, что занимаюсь научной работой, которая через два-три года будет готова. Они отвечают: «Ты у нас напишешь, всё будет нормально». В итоге согласился и был направлен в 1970 году на высшие курсы КГБ СССР, тогда они были в Минске. Это одно из крупнейших учебных заведений КГБ.

По каким критерием выбирали помимо высшего образования? Изучили мою биографию, где и как учился, какую научную работу готовил. Разумеется, оценивались и другие качества, например, физические параметры - я в институте боксом занимался, первый разряд имел.

Алматы 70-х: борьба с экстремизмом

В 1972 году в звании младшего лейтенанта я был назначен оперуполномоченным в КГБ Алматы. У каждого офицера имелось своё направление работы. Моя деятельность была связана с националистическими и религиозно-экстремистскими направлениями, которые могли помешать жизни простых людей. Под вниманием находились бывшие осужденные за работу в разведке чужого государства в период Великой Отечественной, местные националисты, экстремистски настроенные граждане, недовольные советской властью. Много было сигналов, мы этим занимались, но шума не делали - тихо, спокойно работали. Очень действенной была предупредительно-профилактическая работа. Партийная и пропагандистская системы были в то время очень сильны. Таких вольностей как сейчас не допускалось.

Это была работа в массах, а не как в фильмах показывают - спецслужбы с пистолетами гоняются. Оружие - это крайность. А вот наша работа была даже монотонной, но она требовала тесного взаимодействия с населением. Народ в то время был более ответственным и законопослушным. Сказывалось патриотическое воспитание. Конечно, была жёсткая коммунистическая система, но для порядка и дисциплины эта среда считалась благоприятной. Наша работа требовала тонкого умения найти подход к собеседнику. И в беседах с верующим человеком сотрудник КГБ использовал знание Корана и Библии. Поэтому мы много работали над собой.

Большую роль в моей судьбе сыграл полковник Николай Владимирович Домысь. Это очень культурный, тонкий, воспитанный человек, знал наизусть основы всех конфессий. Это помогало в работе с верующими, когда нужно было уличить человека в его радикальных взглядах. С одними проводили профилактическую беседу, других привлекали к помощи.

Я работал в Алматы в тревожное время - незаконная эмиграция, религиозный экстремизм. Встречались и те, кто требовал государственного самоопределения. Но мы без лишнего шума решали все вопросы, хотя из-за рубежа на нас шёл массовый напор, говорили, что нарушаются права человека. Но если бы мы не решали эти проблемы, в стране мог бы случиться бардак.

80-е: неспокойное время

В 70-80-е я работал в Караганде. Город был своеобразный - бывшие ссыльные, много осужденных и разнообразный этнический состав, некоторые радикальные верующие граждане вели реакционную деятельность, распространяли религиозно-экстремистские издания, осуждающие советский режим. По тем временам всё это называлось антисоветской агитацией и пропагандой. Разумеется, были и антиобщественные действия, нередко крали с предприятий взрывчатку. И если один воровал динамит, для того, чтобы глушить рыбу, другой мог преследовать иные цели. Были мастера, которые могли собрать пистолет на станке, а встречались и такие, кто мог сделать бомбу. Многие вопросы мы решали профилактическим путём, но если подтверждался факт нарушения закона, тогда уже дело отправлялось в суд. Это были демократические времена, поэтому зря иногда нас обвиняют: мол, чекисты действовали жёстко. Это не так.

В 1986 году меня направили в областное управление по Актюбинской области на должность заместителя начальника по кадрам. Там была напряжённая обстановка между местными и приезжими руководителями - приезжих было много, а местных мало. Приходилось решать и такие вопросы.

В конце 1986 года, когда в Алматы бушевали декабрьские события, нечто подобное планировали провести и в Актюбинске. Нужно было действовать оперативно: мы нашли организатора, я беседовал с ним несколько часов и он раскололся… рассказал, где они завтра собираются, куда пойдут, где хранят транспаранты. Мы всё изъяли, поговорили с людьми, не допустили выхода на площадь. Ни одного не посадили, но предупредили каждого. В то время это считалось большим оперативным успехом.

Первые тенге: миссия выполнима

В 90-е я работал начальником Джамбульского управления КГБ. Время было переходное, распался Советский Союз, большая инфляция, деньги носили мешками. Казахстан хотел быть в рублёвой зоне вместе с Россией, наш президент так хотел. Но Россия самостоятельно перешла на новую валюту, а мы остались с советским рублём. Даже Киргизия и Узбекистан деньги поменяли. Было решено действовать оперативно: художники создали дизайн тенге, затем группа, в составе которой был руководитель Национального банка Галым Байназаров, отправилась в Лондон, там нашли небольшую фирму, которая начала печатать наши деньги. Всё проводилось под очень большим секретом, даже в правительстве об этом знали несколько человек.

Весной 1993 года нам пришла установка по обеспечению безопасности завоза, хранения и отправки новых казахстанских денег из Джамбула в другие регионы страны. Это была большая и очень серьёзная операция. Когда тенге вывозили из Лондона, работали по легенде: говорили, что везут фурнитуру для президентского дворца. Там были зафрахтованные самолёты, которые выполнили около 18-20 рейсов из Лондона в Джамбул. О прибытии очередного рейса нам сообщали заранее, самолёты прилетали глубокой ночью, мы их встречали на инкассаторских машинах. В городе тоже пустили легенду, говорили, что в банк везут лотерейные билеты и старые банковские облигации. Легенда сработала, потому что слухов не было, даже когда деньги стали перевозить в другие области.

На территории аэропорта работала небольшая группа в 12 человек. Деньги в чёрных ящиках, каждый весом в 40-45 килограммов, грузили в машины и отвозили в банк. По заранее распланированному маршруту были установлены замаскированные посты безопасности - вплоть до снайперов. Нужно было соблюдать полную осторожность - вдруг кто-то захотел бы подстроить акцию? В этом случае вся государственная денежная реформа могла бы пойти прахом.

Выбор на Джамбул пал неслучайно. Во-первых, там было надёжное банковское хранилище, во-вторых, это тихий город, в котором можно работать, не привлекая лишнего внимания. К тому же, люди, работающие в Джамбульском филиале банка, были на хорошем счету у руководства и считались надёжными. Параллельно с перевозкой денег по всему городу была активизирована оперативно-розыскная деятельность. Во время перевоза денег встречались люди, которые интересовались: «А что это в ящиках? Куда вы это везёте?» Всех этих людей мы потом проверили, но связи с криминальным миром или зарубежными спецслужбами выявлены не были.

На этом наша миссия не закончилась. Осенью 1993 года вышел указ президента о том, что с 15 ноября в обращение вводится казахстанская валюта — тенге. И в Джамбул начали съезжаться представители всех областей в сопровождении спецслужб и при вооружённой охране. Ближние регионы, например, Шымкент, приезжали на машинах, другие на поездах, третьи - на самолётах. За восемь дней все деньги были развезены по банкам Казахстана. Один тенге тогда стоил 500 рублей или 4 доллара 72 цента. На первых этапах тенге был очень сильной валютой.

90-е: время разведчиков

В1995 я стал председателем КНБ Республики Казахстан. Молодое государство только налаживало внешние и экономические связи, многие заводы и фабрики работали не на должном уровне. Работы не было, денег не было, нам тоже зарплату задерживали. Помню, как в Джамбуле и Шымкенте отключали свет и отопление, люди готовили пищу на улице. Много было смутьянов, появились всякие национальные течения, каждый пытался по-своему обосновать свои стремления. Комитет работал напряжённо, владел обстановкой, влиял на стабилизацию, не допускал массовых беспорядков.

В 1997 году я ушёл на пенсию, а через несколько месяцев в квартире зазвонил телефон - это был Нурсултан Назарбаев. Спрашивает: «Что делаешь?» «Дома, - отвечаю, - телевизор смотрю». Президент рассказал, что создаётся первая казахстанская разведка «Барлау» и пригласил работать заместителем. Разумеется, я согласился. На первых порах решались административные вопросы: здание, техническое оснащение, спецтехника, кадры. В бытность работы в КНБ мы развили хорошие внешние связи со спецслужбами других стран - начиная от ЦРУ, заканчивая корейскими спецслужбами. И новая служба разведки начала закреплять эти связи в интересах безопасности Казахстана. А потом наступил финансовый кризис и проект «Барлау» закрылся. И я был направлен советником безопасности в Ташкент для связи с узбекскими спецслужбами.

В 2003 году меня назначили советником посланником посольства Казахстана в Москве, взаимодействовать с ФСБ и разведкой России. Это было интересное время. Мы проводили дни Казахстана в России, затем дни России в Казахстане. Приезжал президент, было много делегаций. Конечно, пришлось серьёзно потрудиться - каждый визит это обеспечение безопасности совместно с российскими спецслужбами, с охраной президента. В то время мы решили много вопросов по взаимодействию с ФСБ для безопасности Казахстана.

А в 2004 году я стал работать заместителем директора исполкома региональной антитеррористической структуры (РАТС) при Шанхайской организации сотрудничества. Сначала в административно-финансовом направлении, потом перешёл на аналитику.

В 2010 году я стал директором РАТС ШОС. Это очень хорошая площадка для международного общения, обмена положительным опытом по взаимодействию в борьбе с международным терроризмом. За это время я побывал во всех странах-участницах ШОС, даже в Пешавар выезжали - это самый опасный район Пакистана.

Большой опыт в борьбе с экстремистами был у Шри-Ланки. В течение 30 лет они боролись с террористической организацией ТОТИ (Тигры освобождения Тамил-Илама). Террористы держали 23% территории страны, у них была армия, авиация и флот. Но шри-ланкийцы всё равно их победили и начали строить мирную жизнь.

Как победить терроризм?

ШОС — это в первую очередь не военная, а дипломатическая структура. Туда входят Казахстан, Китай, Россия, Таджикистан, Узбекистан и Киргизия. Есть ещё страны-наблюдатели - Индия, Пакистан (в этом году обе страны были приняты в ШОС - V), Иран, Монголия, Турция, Афганистан. Есть партнёры по диалогу - Шри-Ланка и Белоруссия.

На этой платформе я познал азы дипломатии - в первую очередь нужно не бряцать оружием, а договариваться. Мы многое сделали для развития международных связей, создали правовую базу для работы, отработали типовые договоры, наладили совместное обучение спецслужб и проведение антитеррористических учений стран ШОС.

После парижских терактов вновь заговорили о взаимодействии. Но об этом и так постоянно говорят. Сложность состоит в том, что когда дело переходит от разговоров к практике, всё упирается в своевременный обмен информацией и деньги - средств как всегда не хватает. ИГИЛ - не простая организация. У них хорошее командование, сильные ресурсы и люди - там воюют многие бывшие военные из армии Саддама. Они умеют воевать, у них имеются свои стратегические планы, тактика. Нужно признать, что до сих пор мы не имеем твёрдого идеологического противодействия радикальному исламу. В истинном исламе нет жестокости, которую они пропагандируют.

Сегодня меры российских спецслужб по ДАИШ очень своевременны и необходимо расширить коалицию с западными и арабскими странами по борьбе с терроризмом.

В Казахстане в радикализм уходят молодые люди, которые наиболее подвержены обработке. В своём большинстве экстремисты — мастера риторики, они очень сильны в простых, но действенных аргументах. К примеру, они говорят: «Все законы издал человек, а Коран создал Всевышний. Кому ты больше доверяешь? Всевышнему или человеку?» И человек клюёт на это дело.

Со стороны нашего государства ведётся большая работа, но её нужно в массы нести. Нужно работать в сёлах, где люди наиболее подвержены радикальному влиянию извне. А всё из-за социальных проблем. У парня на селе нет работы, а ему говорят: «Вот если поедешь воевать в Сирию, там получишь деньги и будешь ближе к Аллаху, если не в этом, то в другом мире тебе зачтётся». Это очень действует на человека, считающего себя верующим, особенно когда он не может свести концы с концами. Поэтому в первую очередь нужно заниматься решением социальных вопросов и патриотическим воспитанием.

Сейчас в Академии КНБ мы ведём подготовку специалистов по антитеррору, открыли факультет. Скоро будем создавать центр по антитеррористической работе. Я думаю, что мы подготовили хороших специалистов по борьбе с терроризмом. Где надо, будем договариваться, где надо - увещевать, а где надо, применять и методы физического воздействия. Других путей в этой непростой борьбе у нас нет.

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram