«Занимая шестое место в мире по запасам природного газа и имея, как минимум, пять перспективных путей экспорта газа, Туркменистан сегодня использует только одно направление — китайское, отправляя в КНР ежегодно около 30 млрд куб. газа», — отмечает эксперт Руслан Изимов в статье, специально для CABAR.asia.

На сегодняшний день Туркменистан, несмотря на сильнейшие внешние трансформации все еще остается нейтральной, полузакрытой страной. Властям удается поддерживать баланс интересов внешних игроков и не вступать в какие-либо интеграционные объединения. Во внутреннем поле руководство страны удерживает стабильность, относительную экономическую устойчивость и не дает выйти из-под контроля конфликтному потенциалу.

Однако, актуализация нового комплекса факторов (волатильность цен на углеводороды, увеличение зависимости от Китая, сложности в поиске альтернативных путей экспорта газа, как следствие, снижение темпов экономического роста и создание социальной напряженности) создает риски для туркменских властей и будут требовать, если не кардинального изменения в своей политике, то значительной корректировки дальнейшего экономического и внешнеполитического курса.

«уТАПИческие» перспективы?

Туркменистан в масштабах Центральной Азии все эти годы после распада Союза оставался обособленным островком. Высокие доходы от экспорта углеводородов позволяли властям создать благоприятные условия для относительно небольшого населения. Так, при численности населения примерно 5,6 млн. человек ВВП страны превышает 40 млрд. долл. США.

Вплоть до прошлого года в стране действовали социальные льготы для граждан. С началом резкого снижения цен на углеводороды, власти страны стали по очереди отменять все льготы. Рост ВВП, достигший в 2014 году 10,3%, замедлился до 6,5% в 2017 году, что стало следствием снижения цен на нефть и газ, а также экономического спада.

На этом фоне поиск и реализация новых газоэкспортных проектов стал вопросом жизнеспособности нынешнего режима в стране. Как известно, сегодня в Туркменистане в качестве вариантов рассматриваются сразу несколько направлений. Но все они или действительно утопические, или реализуемы только в долгосрочной перспективе. В частности, на данном этапе туркменские власти имеют следующие экспортные маршруты: ТАПИ, Транскаспийский газопровод, замороженные иранское и российское направления.

Вопреки многолетнему скептическому отношению экспертов, проект ТАПИ сдвинулся с мертвой точки. По крайней мере, строительство туркменского участка завершилось, а в феврале т.г. власти объявили о запуске строительства участка газопровода на территории Афганистана, который стороны планируют завершить к концу 2019 г.

Стремясь диверсифицировать географию экспортных поставок, Ашхабад уже давно ищет возможности запуска ТАПИ. На всевозможных уровнях остальные участники проекта также подтверждали свою заинтересованность в проекте. Однако, сам процесс непосредственного строительства, а точнее его финансирования, тормозился и являлся проблематичным.

По последним оценкам, Ашхабаду необходимо привлечь около $8 млрд из $10 млрд предполагаемых только на строительство трубы. Не трудно догадаться, что именно за этим Гурбангулы Бердымухамедов ездил в Кувейт и ОАЭ в середине марта этого года. К слову, там, туркменская делегация подписала с партнерами пакет документов, в том числе в энергетической сфере. Однако стороны не стали делать конкретные заявления по поводу включения Кувейта или ОАЭ в процесс финансирования ТАПИ. В официальном заявлении туркменская сторона указала лишь о перспективе участия указанных региональных держав в строительстве ТАПИ.

В то же время следует подчеркнуть, что поиск средств для реализации ТАПИ это не единственное препятствие. Ключевой остается проблема обеспечения безопасности, которая в среднесрочной перспективе не имеет решения. Хотя представители движения Талибан заявляли о заинтересованности в ТАПИ и готовности обеспечить сохранность газопровода. Но, в данном случае нужно понимать, что позиции самого Талибана остаются под вопросом. К тому же, судя по всему, военно-политическая ситуация в Афганистане идет на новый виток обострения, о чем говорят многочисленные свидетельства о постепенном переносе эпицентра борьбы с терроризмом из Сирии в Афганистан.

Не менее актуальной остается позиция региональных игроков по отношению к ТАПИ.

Россия, мягко говоря, не приветствует реализацию ТАПИ. Как отмечают эксперты, во время своего визита в Ашхабад, который, кстати, оказался первым за последние 5 лет, Владимир Путин за закрытыми дверями поднимал этот вопрос. В Москве все еще сильны «обиды» на туркменских властей, которые основной экспортный вектор направили в Китай, тем самым расстроив сразу два плана Москвы.

В частности, открытие китайского направления экспорта туркменского газа привело к:

— полному прекращению поставок туркменского газа в направлении Европы через Россию.

— сбиванию цен на газ в российско-китайских переговорах.

Но в нынешних условиях, когда Туркменистан может открыть еще один экспортный маршрут на юг (ТАПИ), Москва демонстрирует готовность реанимировать поставки из Туркменистана.

Позиция Китая по отношению к ТАПИ исходит из одного факта — Пекин намерен наращивать объемы импорта газа по газопроводу «Центральная Азия – Китай», для чего прокладывает уже четвертую ветку.

Как видно, несмотря на запуск строительства газопровода уже на территории двух стран из четырех, скепсис в отношении проекта не снижается. Открытыми остаются вопросы дальнейшей эксплуатации, охраны трубопровода на территории Афганистана, да и, возможно, на территории Пакистана.

Альтернативные газоэкспортные проекты

Утопическим также остается и проект Транскаспийского газопровода, призванный открыть Ашхабаду новые рынки. Во второй половине 2017 года высшее руководство Туркменистана совершило серию визитов в соседние страны, где ключевой темой переговоров стали энергетические поставки. Так, по итогам поездки в Азербайджан в августе 2017 г., Баку и Ашгабад наметили возможность возобновления работ по проекту Транскаспийского газопровода.

В этом проекте у каждой из сторон свои интересы. В свете ожидаемой сдачи в эксплуатацию «Южного газового коридора» Азербайджан нуждается в запасных объемах газа. Баку намерен довести мощность газопровода «Южный газовый коридор» (TANAP и TAP) к 2023 г. до 23 млрд куб. м в год. Однако ресурсной базы азербайджанского месторождения Шах-Дениз возможно не хватит на долгосрочные непрерывные поставки топлива в ЕС.

В свою очередь, для Туркменистана подключение к «Южному газовому коридору», в условиях практически тотальной зависимости от поставок в Китай, является приоритетной задачей. Но тут актуальным остается главное препятствие – неурегулированность правового статуса Каспийского моря. К слову, именно это обстоятельство может подтолкнуть Ашхабад к изменению свой позиции по Каспию в сторону скорейшего определения его статуса. Как известно, третий год подряд откладывается саммит глав государств прикаспийских стран. Но в текущем году, по мнению экспертов, есть все основания полагать, что саммит состоится.

Иран до последнего времени оставался важным направлением экспорта туркменского газа, пока между странами не появился конфликт.

Как известно, долг за поставленный туркменский газ образовался зимой 2007 − 2008 года, когда вследствие холодов Иран был вынужден увеличить объем импорта туркменского газа. Ашхабад, воспользовавшись ситуацией, повысил расценки с действовавших $40 за 1 тыс. кубометров до $360. Таким образом, как утверждает туркменская сторона, Иран оказался должен около $2 млрд. Тегеран предлагал пересчитать полученные дополнительные объемы газа по прежней цене, но Ашхабад отказался, и в январе 2017 года в одностороннем порядке прекратил поставки газа в Иран.

Многочисленные попытки сторон решить этот вопрос не принесли ощутимых результатов. Во время мартовского визита Хасана Роухани в Ашхабад стороны снова вернулись к этой теме. Однако, судя по всему, они так и не пришли к решению. В итоге Туркменистан лишился одного из важных направлений экспорта газа. Газопровод «Дружба» и введенный в строй в 2010 г. второй газопровод «Довлетабад-Серахс-Хангеран» позволял экспортировать в Иран около 9 млрд. куб газа. Теперь и это направление заморожено и не имеет перспективы к реанимации в ближайшее время.

Что касается российского направления, то поставки газа по газопроводу Средняя Азия-Центр (САЦ) были прекращены еще в январе 2016 г. и после этого не возобновлялись.

Как следует из сказанного, сегодня Туркменистан нуждается в альтернативном маршруте экспорта своего стратегического сырья, тем самым снизить свою одностороннюю зависимость от Пекина.

В этом плане, как ни странно, наиболее утопический проект ТАПИ стал одним из наиболее перспективных. Оценка Ашхабада выглядит именно таким образом.

Не остаться в стороне от «путей»

Пока власти Туркменистана без особого успеха пытаются снизить зависимость от импорта газа только в Китай, эта самая зависимость сильно возрастает и переходит критическую точку. Туркменские власти принимают меры по диверсификации покупателей своего газа, которые пока не дают должных результатов.

Зависимость Ашхабада от Пекина будет только увеличиваться, в отличие от ТАПИ, уже 4-я ветка газопровода в Китай строится ускоренными темпами. Ее ввод в строй, который планируется на 2020 г., увеличит объемы ежегодных поставок туркменского газа в Китай. Мощность четвертой ветки составит 25 млрд. куб.м.

При этом, важно подчеркнуть, что руководство Туркменистана при всей своей нейтральности не смогло остаться в стороне от участия в китайской инициативе «Пояс и путь». В последние годы Ашгабад все более открыто претендует на грузопоток из Китая. В сентябре прошлого года стороны подписали Ашхабадское соглашение, предусматривающее строительство транспортного коридора между Пекином и Лондоном.

Параллельно туркменская сторона ускоряет интеграцию своего транспортного комплекса в международные системы и становится участником международных соглашений по упрощению перевозок в рамках Трансазиатской железнодорожной магистрали.

По всей видимости, в вопросе привлечения китайского грузопотока Ашхабад рассчитывает на появление дополнительного железнодорожного сообщения с КНР, в том числе в обход территории Казахстана. В данной связи вновь актуальным становится вопрос прокладки альтернативного казахстанского маршрута железной дороги Китай-Кыргызстан-Узбекистан с подключением к нему Туркменистана.

К слову, текущий 2018 год объявлен Годом «Туркменистан — сердце Великого Шёлкового пути», что также является отражением стремления Ашхабада вписаться в китайский проект.

Центральная Азия: приоритет или конъюнктура?

Изменение региональной атмосферы в Центральной Азии не могло остаться без внимания со стороны туркменских властей.

Пользуясь значительным потеплением отношений между республиками региона Ашхабад, также стал более интенсивно контактировать с соседями для решения собственных задач.

Во-первых, туркменское руководство не исключает возможности приложения совместных усилий для противодействия дальнейшему расширению китайского капитала и политического влияния в регионе.

Во-вторых, на фоне перехода в практическую стадию проекта железной дороги Китай-Кыргызстан-Узбекистан, открывается возможность присоединиться к ней. В частности, и Пекин, и Ташкент открыто признаются, что хотели бы продолжить магистраль до Туркменистана и через него выйти на Каспий и через Иран на Персидский залив.

В-третьих, если разговоры о реанимации ОЭСЦА перейдут в практическую стадию, Ашхабаду наверняка не хотелось бы остаться в стороне. Сегодня все страны региона открыто признаются, что принимаемые в прежние годы действия по решению водно-энергетических проблем не дали ощутимых результатов. Если не договориться с соседями, то кризис водопользования, в первую очередь, в Казахстане и Узбекистане, неизбежен. Поэтому, актуальным стал вопрос о запуске полноценного диалога о восстановлении, пока частичного, объединенной энергетической системы в регионе (ОЭСЦА).

На данном этапе инициативу о восстановлении ОЭСЦА, помимо страдающих от нехватки энергии в зимний период, Таджикистана и Кыргызстана, также поддержат Узбекистан и Туркменистан. Ашхабад, на фоне попадания в одностороннюю зависимость от Китая, в последнее время демонстрирует живой интерес к более тесной интеграции с центральноазиатскими соседями.

Помимо этого, Ашхабаду интересны проекты в транзитно-транспортной сфере. Открытая в 2015 г. железная дорога Китай-Казахстан-Туркменистан-Иран стала кратчайшим путем доставки грузов из Китая в страны Персидского залива. Туркменистан получает значимые дивиденды от транзита по данному маршруту.

Помимо уже реализованного железнодорожного проекта перспективным выглядит увеличение пропускной способности автомобильных дорог через территорию Туркменистана в казахстанском направлении. В этом плане на повестке дня стоит проект расширения транспортного коридора «Западная Европа – Западный Китай» в направлении стран Персидского залива. Для этого планируется прокладка дополнительных автомобильных дорог между Казахстаном и Туркменистаном. Отметим, что в настоящее время на казахстанско-туркменской границе действует единственный автомобильный пункт пропуска «Темир-баба».

Тем не менее, вышесказанное не значит, что Ашхабад резко сменит свой внешнеполитический курс и пойдет на значительное сближение с соседями. В ходе проведения встреч лидеров стран Центральной Азии в Астане стало ясно, что у открытости туркменской внешней политики есть четкие мотивы и пределы. Пока лидеры четырех центральноазиатских республик собирались в Астане и обсуждали будущее единого региона Центральной Азии, президент Туркменистана предпочел посетить с визитом более важные для себя страны – Кувейт и ОАЭ. А перспективы региональной кооперации в Центральной Азии для Туркменистана оказались пока не очень интересными.

Выводы

Так называемый «нейтралитет» дает туркменскому режиму выживать и оставаться на плаву. Но в то же время именно он сильно сдерживает дальнейшее развитие.

Так, занимая шестое место в мире по запасам природного газа и имея, как минимум, 5 перспективных путей экспорта газа, Туркменистан сегодня использует только одно направление — китайское, отправляя в КНР ежегодно около 30 млрд куб. газа. И это объективная реальность. В условиях, когда реализация ТАПИ и Транскаспийского газопровода – это вопрос отдаленной перспективы, а экспортные маршруты в Иран и Россию были заморожены – единственной перспективой остается Китай. Последние этим умело пользуются, не только значительно снижая цену на сырье, но и наращивая свое присутствие в других секторах туркменской экономики.

Такое положение естественно не может устраивать Ашхабад. Исходя из этого, не исключено, что политика самоизоляции, проводимая нынешними властями Туркменистана будет постепенно сходить на убыль.

В условиях закрытости и ограниченности, а также безуспешности многочисленных проектов внешнеэкономической деятельности, альтернативы «открытию» страны остается все меньше. А более открытая внешняя политика дала бы возможность значительно оздоровить экономический климат в стране и дать возможность нахождения новых драйверов роста. Успешным примером в этом деле можно назвать «открывающийся» Узбекистан, который умело подстраивается под новые реалии регионального развития.

 

 

 

Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram